Меншиков

Да здравствует такожде и супруга его
С фамилиею всею, та ж да не престанет

От рода в роды паки сего света станет.[394]

Особое положение в семье светлейшего занимала его свояченица Варвара Михайловна. Ее не назовешь ни «бедной родственницей», ни приживалкой, готовой терпеть унижение ради куска хлеба и крыши над головой. Такого рода родственники выражали покорность и подобострастие, их заискивающие взгляды, встречаясь с глазами преуспевающих хозяев, пытались прочесть в них малейшее желание. Не такой была Варвара Михайловна.

В доме князя она пользовалась уважением. Не сумев завести собственной семьи, она верой и правдой служила семье своей сестры. На ней, по-видимому, держался дом и воспитание детей. Это была личность приметная и влиятельная – недаром ей после падения Меншикова была уготована келья, в то время как братья Дарьи Михайловны, люди серые, не были ущемлены.

Имя Варвары Михайловны в документах семьи встречается с той же поры и столь же часто, как и имя ее сестры Дарьи Михайловны. Редко какое письмо Александра Даниловича не содержит просьбы передать поклон Варваре Михайловне. Равным образом в ответных письмах Дарья Михайловна не забывала поклониться супругу от имени своей сестры. Но из этих скудных сведений можно сделать лишь единственный вывод – в доме Варвару Михайловну чтили и княгиня, и князь. В противном случае Александр Данилович не употреблял бы нежных слов: «Поклон мой отдаю Варварушке Михайловне». Иногда имя ее князь упоминал в обращении: «Княгиня Дарья Михайловна, о Господе, здравствуй, вкупе с моею и своею сестрами».

Самое примечательное в положении Варвары Михайловны в семье князя: она, в отличие от княгини, вмешивалась в дела вельможи и не чуралась роли ходатая, неизвестно, однако, бескорыстно или за мзду: к ней обращались с просьбами о «предстательстве» перед князем. Правда, такое происходило только после смерти Петра; майор Иван Хрущов просил Варвару Михайловну «чрез заступление милости вашей к светлейшему князу, чтоб мне быть во оном Стародубском полку полковником». Некий Г. Чернышов хлопотал через Варвару Михайловну о переводе из Воронежа в Петербург и т. д. Сколь успешным было «предстательство» Варвары Михайловны – неизвестно.[395]

Сестер у светлейшего было не две, как ранее полагали, а три: Анна, Мария и Татьяна. Чаще других источники называют Анну Даниловну, видимо, самую младшую из них. Анна Даниловна еще до женитьбы своего брата на Дарье Михайловне проводила время в ее обществе и находилась под присмотром девиц Арсеньевых. Мало что изменилось в положении Анны и после того, как отношения между ее братом и Дарьей Михайловной были оформлены браком, – года три она жила с Дарьей и Варварой Михайловнами, странствуя вместе с ними по городам и весям, расположенным вблизи театра военных действий.

Анна Даниловна вышла замуж за Антона Девиера. Этот брак не входил в расчеты Меншикова, считавшего, что сестре князя невместно иметь супругом царского денщика. Гнев светлейшего достиг апогея, когда к нему явился Девиер просить руки его засидевшейся в невестах сестры. Жених при этом заявил, что князь вправе ему отказать, но тогда светлейшему придется иметь дело с внебрачным племянником. Согласно молве, Александр Данилович велел высечь и выпроводить наглого жениха, осмелившегося нарушить честь его сестры, но тот пожаловался царю, и Петр велел сыграть свадьбу.

В этой версии, видимо, немало истинного. Во всяком случае, Анна Даниловна, выскочившая замуж при столь пикантных обстоятельствах, утратила прежнее расположение своего знаменитого брата. Не приобрел расположения и зять, Антон Мануйлович Девиер. Светлейший затаил если не злобу, то недовольство и не пожалел ни зятя, ни сестры, когда в мае 1727 года отправлял Девиера после экзекуции в сибирскую ссылку, а Анну Даниловну – на поселение в одну из деревень. Честолюбие взяло верх над родственными чувствами.

Из этого не следует, что две семьи намертво враждовали между собой. В отдельные годы отношения между ними были настолько тесными, что создавали полную иллюзию близости родственной. Подобное наблюдалось в 1722–1723 годах, когда князю грозили наибольшие беды и он в лихорадочных поисках заступников не пренебрег и своим зятем, снизойдя до того, что приблизил его к себе и на время забыл о неприязни. В январе 1722 года князь просит Девиера, находившегося вместе с царем в Москве на празднестве по случаю заключения Ништадтского мира, «о всем нас уведомлять, о чем мы на вашу милость есть благонадежный». Не подлежит сомнению, что у Меншикова было множество доверенных лиц, готовых «о всем нас уведомлять», но кто знает, может быть, зять проявит рвение и пронюхает то, что останется тайной для прочих корреспондентов.