Меншиков

А как мы усмотрели, что не в малом числе обретаются, а имянно что по последней мере будет у него войска около восьми тысяч, того ради разсудили мы, что если с таким не безсильным и отчаянным неприятелем в бой вступить, то не без великаго урона у нас было бы, и для того я, построя своих людей против онаго неприятеля в ордер-баталию, послал к нему, Левенгаупту, своего генерал-адъютанта с таким предложением, что понеже они спасению своему никакого иного способа не имеют, то хотят или сдаться на аккорд или нет. На что отповедью прислан к нам генерал Крейц, и хотя от онаго и были к их пользе некоторые запросы, однако с малою им пользою тот аккорд учинен, и всех их, как генералов, так и прочих офицеров и рядовых, со всею амунициею через тот аккорд мы приняли, которые сего числа пришли и все строем кладут оружие и наш караул к ним приставлен. Также и пленные наши, колько их в неприятельских руках было, все выручены, меж которыми и зять мой и иные многие офицеры».[172]

Вырученный из плена «зять мой» – не кто иной, как бригадир Алексей Федорович Головин, схваченный неприятелем во время вылазки из Полтавы 15 мая.

Итак, в письме к царю Меншиков сообщил, что шведов у Переволочны было около восьми тысяч. В тот же день, 30 июня, светлейший поделился радостью в связи со счастливым исходом операции с супругой. Дарье Михайловне он сообщал, что «бегучаго от нас неприятеля здесь мы сего числа настигли и только что сам король и с изменником Мазепою в малых людях уходом спаслись, а достальных шведов всех живьем на аккорд в полон побрали, которых будет числом около десяти тысяч, между которыми генерал Левенгаупт и генерал-майор Крейц. Пушки, всю амуницию тоже взяли».[173]

Как видим, здесь фигурировала иная цифра взятых в плен – не восемь, а десять тысяч. Каково же было удивление князя, когда, по уточненным данным, шведов оказалось в плену 16 275 человек. Именно такая цифра пленных фигурирует в русских источниках.

Случившееся у Переволочны подтверждает удачный выбор царя. Петр правильно учел свойства характера князя, которому в известной мере были свойственны и невероятная напористость, и способность действовать очертя голову, и, если хотите, отчасти и авантюризм. Именно так и надо было поступить с деморализованным противником. Расчетливость Шереметева и осторожность Боура вряд ли могли быть полезными в той ситуации. Переволочна, таким образом, к полтавской славе Александра Даниловича добавила новые лавры.

Трофеями русских войск оказалось все оружие, снаряжение, артиллерия, 400 тысяч рублей в шведской казне и 4 300 рублей в мазепинской. Все, что шведы награбили за девять лет непрерывных побед в Польше, Курляндии и Саксонии, попало к русским. Среди пленных – рижский генерал-губернатор Левенгаупт, генералы Крейц, Круз, графы Дугласы и другие высшие офицеры.

В часы, когда шли переговоры о капитуляции, а затем велись подсчеты пленных и трофеев, кареты с беглецами – королем и Мазепой – двигались по безлюдной, безводной и знойной степи. Томимые голодом и жаждой беглецы приблизились к Бугу лишь на седьмой день пути.

Петр вновь опоздал с организацией погони. В Переволочну он прибыл 1 июля, а отряд для поимки короля и Мазепы был отправлен только два дня спустя. Быть может, в эти дни и царь, и Меншиков забылись от радости и восторга – армия, грозившая лишить Россию суверенитета, перестала существовать, а ее предводитель позорно уносил ноги в безвестность. Быть может, для снаряжения отряда и снабжения его запасами продовольствия и фуража требовалось время. Быть может, опасались отправкой погони ослабить силы Меншикова, необходимые для охраны плененных шведов. Может быть, наконец, пришлось потратить много времени, чтобы переправить на тот берег шесть тысяч драгун, во главе с генералом Волконским выделенных для поимки короля и Мазепы.

Отряд Волконского начал трудную погоню только 3 июля, то есть четыре дня спустя после бегства Карла XII и Мазепы.

Уже 4 июля Волконский доложил Меншикову из Кременчуга, что после одного дня погони стало «много усталых лошадей» и давал о себе знать недостаток провианта. Трудности, как явствует из донесения Волконского Меншикову от реки Буг 9 июля, нарастали изо дня в день: из Кременчуга он выехал 4 июля «и шел за неприятелем денно и ночно с поспешением», но догнать его не мог, «для того что он упредил свой марш предо мною четырьмя днями от Днепрова». Через Буг король и Мазепа, доносил Волконский, переправились «за день до моего приезду». Генерал счел, что ему у Буга делать нечего, и он решил возвратиться в Кременчуг, потому что «у драгун провианту ничего нет, и пять дней хлеба не едали, а достать было нигде невозможно, для того что от Кременчуга до Очакова деревень не было, все шли степью».[174]

Неудача постигла Волконского не только потому, что он отправился в путь на четыре дня позже, но и потому, что он дважды сбивался с пути и терял драгоценное время, пока вновь нападал на след беглецов.