Мент и бомжара (сборник)

Квартира на третьем этаже оказалась самой обычной по нынешним временам. Коридор, направо дверь в туалет, следующая дверь направо – кухня, прямо и налево – комнаты, большая и поменьше. В большой комнате книжный шкаф, у стены кресло, журнальный столик. На нем действительно оказалась шашечная доска и вразброс шашки. Тут же две небольшие чашки с высохшими уже остатками кофе. Ваня осторожно взял одну из них за ручку, повертел перед глазами, заглянул внутрь и поставил обратно на блюдечко. Потом так же внимательно осмотрел внутренность второй чашки. Хмыкнул озадаченно и вернул на столик.

– Осматривайся, Ваня, – усмехнулся Зайцев. – Дай волю потрясающей своей проницательности. Вот кресло, в котором сидел человек с проломленной головой, вот столик, вот шашки, которыми ты так интересовался… Ты спрашивал об отпечатках… Докладываю… Вся квартира в отпечатках. На посуде, на стеклянных дверцах книжного шкафа, в туалете, ванне, на кухне… Хозяин, видимо, любил гостей, и они отвечали ему тем же. Не квартира, а проходной двор.

– Значит, хороший был человек, если гости приходили так охотно.

– Двенадцать человек мы насчитали, – хмыкнул Зайцев. – По отпечаткам. Всех нашли, сфотографировали, целый альбом получился. Все его друзья-знакомые, никто не отказывался, все признали, что бывали в этом доме частенько.

– Выпивали?

– Случалось. Но без перебора. У хозяина давление, поэтому… Сам понимаешь. Не разгуляешься.

– Значит, вылечил его убийца.

– От чего? – обернулся Зайцев из коридора.

– От давления, – невозмутимо ответил бомжара.

– Ну и шуточки у тебя!

– Какие шуточки, капитан… Отшутился. – Ваня тяжело опустился в кресло, где совсем недавно сидел труп. – Прости, ноги болят, присесть хочется. Так что эти двенадцать?

– Очень положительные граждане. С большой теплотой отзываются о покойнике. Любили они его, на дни рождения собирались, подарки дарили…

– Что дарили?

– Посмотри, – Зайцев подошел к шкафу, стоявшему у стены напротив кресла. – Это не книги. Это альбомы с марками. Марки собирал Александр Иванович. Большой был любитель. Вот марки ему в основном и дарили. Изощрялись, кто как мог. Старинные находили, с разных островов и полуостровов, с архипелагов и материков. Сразу отвечаю на твой вопрос… Альбомы пронумерованы, все на месте. Убийца – один из них, из этих двенадцати, – негромко добавил Зайцев.

– Предложи им бросить жребий… На кого выпадет, того и сажай.

– Спасибо, Ваня. Я всегда знал, что дельный совет могу услышать только от тебя.

Не отвечая, Ваня поднялся из кресла, подошел к шкафу, распахнул стеклянные дверцы и долго рассматривал корешки альбомов. Почему-то наибольшее его внимание привлек первый альбом с большой единицей, видимо, вырезанной из календаря и наклеенной в нижней части корешка. Между альбомом и стенкой было свободное пространство. Остальные альбомы на полках шли плотными рядами. Ваня сунул палец в щель, похоже, пытаясь что-то нащупать там, потом внимательно осмотрел свой палец и, вздохнув, вернулся в кресло.

– Что скажешь? – нетерпеливо спросил Зайцев.

– Хорошая коллекция.

– Ты же не заглянул ни в один альбом!

– А зачем… Я тоже в школе увлекался марками, пятьдесят восемь штук собрал. Больше не было ни у кого в классе. У меня их украли. Кто-то из нашего класса и украл. Подозреваю, что Жорка Шестаков. Не смог вынести моей славы… Скажи, капитан… А фотки ты с собой не захватил?

Порывшись в своей сумке, Зайцев молча протянул Ване пачку снимков.

– Сколько работы! – Ваня восхищенно взвесил на руке толстую пачку.

– Это еще не работа, – тяжко вздохнул Зайцев. – Это забава… Ты не знаешь, Ваня, какая была проделана работа, чтобы узнать подноготную всех двенадцати подозреваемых…

– Двенадцать – это многовато, – сочувственно произнес бомжара и углубился в снимки. Некоторые он рассматривал внимательно, на иные даже не смотрел, тут же перекрывая снимок следующим, глядя на некоторые, хмыкал не то озадаченно, не то насмешливо и в конце концов вернул Зайцеву пачку, оставив себе лишь один снимок. – Надо же, как вам тут досталось… Тяжелый у тебя хлеб, капитан.

– Какой есть, – Зайцев взял у бомжары выбранный им снимок, бегло взглянул на него – там был крупно изображен стол с шашечной доской, кофейными чашечками, зажигалкой и листком бумаги, испещренным какими-то цыфирьками.

– И что тебя здесь заинтересовало?

– На снимке полная картина преступления. Убийца многое предусмотрел, но учесть все просто невозможно. Наверно, капитан, я не скажу тебе ничего нового, но уничтожение следов – это тоже след.

– Мысль, конечно, интересная, – протянул Зайцев. – Но для задержания преступника недостаточная. Еще что-нибудь произнесешь?

– Произнесу, отчего ж не произнесть, коли есть что… – Где эта бумажка? – спросил бомжара, постучав немытым своим пальцем по снимку.

– Где-то здесь! – ответил Зайцев, повернувшись вокруг своей оси и давая понять, что листок может быть где угодно в этой комнате. – Во всяком случае, отсюда я не позволил родственникам уносить даже окурки! Столько народу… Она от движения воздуха могла слететь со стола.