Ментакль

  - Так ныне все радости смертью зову, - повторила она окончания стихотворения, повернув голову на капитана, который уже прыгал на неё, чтобы успеть схватить, удержать, втащить эту дуру обратно, начальство же голову снимет, это долбаный провал, звезду точно снимут, какого же ты хре-е-ена...

  Повторила и легонько оттолкнулась от створки, не столько прыгая, сколько соскальзывая куда-то в летнюю темноту. Дорохов ухватил край кимоно, но скользкая шёлковая ткань прошелестела между пальцев и улетела вниз. Вместе с хозяйкой.

  Капитан перегнулся через подоконник, но ничего не увидел: единственный фонарь светил далеко в стороне, возле парковки. Только услышал слабый шлепок - и всё.

  Хоть стреляйся теперь.

  Хоть сам прыгай следом.

  Но я всего этого, конечно, не знал.

  Спорили о моём возвращении полночи, а вот попрощались утром с Нани плохо. Не то, чтобы срываясь в крик или скандалы, хотя горячая кровь любимой явно кипела. Просто очень и очень холодно, как едва знакомые, чужие люди. Говоря мало и совсем ненужные слова.

  В самый последний момент, когда я уже выводил из самодельного гаража Михин "уазик" - вчера всё-таки закатил внутрь, чтобы не привлекать внимание, Нани вышла в сад и подошла ко мне. Прижалась на секунду, не задерживая и даже не отвлекая, сказала что-то грустное по-грузински, и сразу отпрянула.

  Я думал - уйдёт, но нет: перекрестила меня, стоя рядом.

  - Ты - мужчина, ты всё равно будешь уходить и возвращаться. На охоту, на войну, так положено. Мне дед про это говорил ещё в детстве, а я смотрела на отца и не верила. Думала, все сонные, все об одних деньгах думают.

  Двигатель старого советского проходимца нещадно дымил из выхлопной трубы, как Миха только ТО проходит на таком рыдване... Я стоял и слушал. Согласный и не согласный с ней, разрываясь от желания плюнуть на всё, сесть с Нани в "крузер" и уехать куда подальше, и необходимости вернуться в Центр. Я только сейчас понял это колючее выражение - жёсткая необходимость. Когда страшно. Когда не хочется, но обязан. Себе, Нани, стране, той девочке в телогрейке, которую - её или меня? - повесили в пространстве ментакля.

  Призраки казнили призрака, но изменили мою жизнь и меня самого.

  - Я вернусь. Клянусь тебе, любимая. Если только уцелею во всей этой чехарде.

  - Если мы все уцелеем. Я сейчас прочитала в сети, что Немезидис изменил курс очередной раз и теперь с большой вероятностью упадёт где-то в наших краях. Умоляла утром деда уехать из Москвы, улететь хотя бы в Турцию или куда билеты будут. Он сказал: я останусь, ни от кого не бегал и от камня не буду. Вы, мужики, упёртые как горные бараны... К себе звал, но я отказалась.

  - Ты здесь будешь?

  - Здесь пока... Да какая разница, если всю Европу сметёт. Присмотрю за Михой, он же совсем овощ. Врачей организую... если успею. Если они здесь вообще есть.

  - Какие-то, наверное, есть. Слушай, а может лучше домой? Чёрт с ним, с цыганом, сам нарвался.

  Нани вздохнула и промолчала. Ну да, женщины тоже упёртые. Не скажу, как кто, обидится ещё, хотя куда уж дальше. Жених, блин.

  - Я вернусь... - тихо повторил я. - Только не знаю, когда.

  - В крайнем случае я приду за тобой, Кирилл. Даже на тот свет.

  Она заплакала. Только сейчас, именно сейчас. Я сел в машину - чёрт, как на ней вообще люди ездят?! - и уехал. Долгие проводы - лишние слёзы, а мне и так хватило.

  Центр встретил меня нерадостно. "Уазик" перехватили за пару километров, в лесу: я наткнулся на бревно поперёк лесной дороги, затормозил, открыл дверцу, чтобы выйти и оценить ситуацию, как из кустов ломанулись хваткие парни, положили лицом в землю.

  - Меня ищут. Мне надо к генералу Комарову, - успел сказать я. А то ещё прибьют сгоряча.

  Генерал-майор, впрочем, в восторг тоже не пришёл, когда меня привезли, минуя ещё два поста, к территории базы. Глянул зло, велел пока держать в наручниках, но не в карцере, а сунуть в мою же старую комнату. Место осталось свободным, как знал, паразит, что вернусь.

  Зато у меня появился сосед, Григорий. В годах уже, степенный, с короткой ухоженной бородой и сонными глазами под заметно заплывшими веками. Его, как и ещё несколько человек, оказывается привезли Горбунов с Боярским из последней поездки.

  Сосед ничего не понимал. Судя по всему, его до сих пор не отпускали пост-эффекты паралитического газа, никто ничего не объяснил, поэтому мне нашлось хоть одно дело: рассказать о Центре всё, что я знаю. Дока здесь теперь нет, лясы точить с операторами некому.

  - Едоки? Люди-пища?! Господи, какие-то каннибалы... - сказал Григорий, выслушав мой рассказ. - В двадцать первом веке нужно как-то по-другому. Без этого зверства. Без жестокости.

  - Нужно. Я согласен. Только вот... если вас на улице грабят, вы бандитам о правах человека будете рассказывать или пистолет достанете: если есть, конечно?

  - Я полицию вызову! - гордо ответил сосед.

  - Мы и есть полиция, - усмехнулся я. Впрочем, тоже весьма невесело. - Вызывать больше некого.