Мину чуть не вырвало. Она не доставила Рубену такого удовольствия, сумела овладеть собой. То же пытается сделать и сейчас чудовищным волевым усилием, на какое только способна.
Осторожно, чтобы ножки как можно беззвучней царапали плитку, Мина приставляет лестницу к контейнеру. Вместе с паучками, беспокойно снующими по всем направлениям в тех местах, где рвется паутина. Теперь они заботят Мину меньше всего. Все мысли и ощущения перебивает невыносимый запах. Он ударяет в нос, из глаз брызжут слезы. Что бы это ни было, оно должно заполнить воздух бактериями и микроорганизмами до полного насыщения, и сейчас все это витает, клубится вокруг нее, на ней. И в ней.
Мина пытается сосредоточиться на цели. Оглянувшись на Винсента, видит, что тот принял сидячее положение, свесив голову между коленями. Менталиста тошнит, после чего остатки поглощенной им воды выплескиваются на пол. Мина чувствует, как рот наполняется желчью, и сглатывает — еще и еще раз.
Большего она не может себе позволить, только не сейчас. Рвота пострашней, чем оводы, — самое страшное, что она только может себе представить. Вид того, что находится внутри ее и чего она избегает всеми силами, каждым мгновением сознательной жизни, всегда повергал ее в состояние тотальной паники. Одного раза оказалось достаточно. Как-то, болея гриппом, Мина протиралась спиртом в три раза чаще, чем обычно, для верности глотая по десять горошин белого перца в день. Что такое было с этим белым перцем, науке так и осталось неизвестным, но мама Мины всегда так делала, и сама Мина за последние десять лет так и не нашла лучшего способа борьбы с болезнями желудка.
Она поднимается на три ступеньки. Теперь ее макушка на уровне края контейнера. Мина все еще не может видеть того, что внутри, но запах, насколько такое возможно, становится еще более пронизывающим и едким. Мина натягивает на нос воротник пуловера — жалкая защита. Несколько паучков пробегают по ее руке, но это ничто по сравнению с запахом.
Ступенька, еще одна — и Мина на самом верху. Смотрит в контейнер, полный тушек. Норки — их тысячи и тысячи, на разных стадиях разложения. Все это шевелится, и Мина знает почему. Туши наполнены газами, червями и трупными мухами в таком количестве, что они заставляют мертвую плоть двигаться. И Мина наклоняется в сторону, позволяя не до конца переваренным хлопьям для завтрака извергнуться наконец на бетонный пол.
Слезы текут ручьями. Сердце бьется с утроенной силой, и Мина чувствует, как взмокли от пота ладони. Паническая атака угрожает накрыть ее волной, но Мина сдерживает ее одним усилием воли, потому что иначе полностью утратит контроль над собой и ситуацией.
Она косится на Винсента. Тот как будто оправился, только щеки красные. Сидит и смотрит на нее. Сможет ли он идти? Не пора ли делать ноги, потому что Яне с Кеннетом, похоже, уже далеко? В следующий момент Мина понимает, что это не самая удачная идея. Пройдет много времени, прежде чем Винсент сможет передвигаться быстро, что уж говорить о способности к сопротивлению…
Им нужна поддержка.
Мина ставит ногу на край контейнера, стараясь игнорировать раздутые от газов, разлагающиеся звериные туши. Прогоняет мысль о миллиардах червей и трупных мух, в отчаянии вызывая в воображении картинки с единорогами под радугой, летними лугами и симпатичными котятами.
А потом прыгает.
Прибывшие из Норртелье полицейские обнаружили Мину и Винсента на полу мастерской. Мина обливалась водой из шланга, из которого наполнялся бак, но в волосах застряло несколько кусков полусгнившей плоти. Будь у Мины ножницы, она обрезала бы волосы под корень.
Одежда Мины, раз и навсегда испорченная, ворохом лежала в углу. Винсент дал ей, чем прикрыться взамен. Но липкий от крови телефон был найден, и все сработало. Сделав звонок, Мина отшвырнула его в сторону, а потом затопила водой из шланга.
Винсент ничего на это не сказал. Только протянул одежду — слишком просторную и мокрую насквозь, зато без пауков и ошметков падали. Сам остался в трусах — «Бьёрн Боргах»[46] с принтом на гавайскую тематику, как не замедлила отметить про себя Мина.
Полиция Норртелье выслала двух женщин. При виде Мины и Винсента одна из них обернулась в дверях.
— Нам нужны одеяла, — крикнула она кому-то через гравийную площадку. — Срочно!
— Нам звонили отсюда, — сказала другая, — и сразу после этого из Стокгольма. — Она с озабоченным видом опустилась на пол рядом с Миной.
— Да, это я звонила, — ответила Мина, хлюпнув носом. — Вы быстро приехали.
— Вы? — удивилась женщина. — Я представляла себе женщину постарше. Стокгольмская полиция сбита с толку, но, по словам того, с кем я разговаривала, здесь должно было быть два трупа. Что-то о преступлениях на почве расовой ненависти и самоубийстве… И еще речь шла о каком-то письме. Вы что-нибудь об этом знаете?
Мина оглянулась на Винсента.
— Яне и Кеннет позвонили в полицию и ушли, — извиняющимся тоном пояснил тот. — Я не успел сказать…