Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских

1. Французское сознание не приняло и не закрепило за органами наивной анатомии человека высшей функции. Носитель французского языка покорил душу и совесть, приписав основную жизненную энергию органу мысли – esprit, оказавшемуся «больше» и души, и совести и ставшему основным символом человеческой сущности.

2. Для французского сознания установки античного мировоззрения в сфере «внутреннего мира» оказались более значимыми и поэтому стойкими, нежели христианского, не слишком подходящего для стимулирования активности и развития общественного и личного прогресса – главных буржуазных ценностей, а также являющегося основой для рефлексии, мешающей практическому действию. Такие же источники имеет и крайне неожиданный для русского сознания образ души как ткани, оболочки, одежды, традиционно презираемых русским одухотворенным видением мира, делающим выбор не в пользу кажущегося, а в пользу сущностного (по христианской модели), в отличие от сознания французского, выработавшего культ внешнего, кажущегося, формального, выразившегося и в формах этикета, и в роли моды в обществе, и в отношении к искусству.

3. Для русского сознания христианство оказалось единственно доступной и данной религией, поэтому оно пропиталось особым духом страдательности и мистицизма. Русский человек чувствует себя естественно, живя внутри с судьей и палачом, имея четко очерченный одушевленный источник эмоций, трактующихся в терминах стихии, равно как и многое из того, что эти эмоции вызывает (см. Главу вторую о русских понятиях опасности и угрозы).

4. Носитель французского языка активно преобразует то, что ему мешает, где бы ни находился источник этой помехи; носитель русского языка с помехой уживается. Это напрямую связано с отношением к активности и пассивности, к ответственности и безответственности, с любовью к благу и процветанию. Особое место среди этих оценок и установок занимает уникальный русский ум, инструмент для поиска выхода из сложнейших жизненных ситуаций. Не потому ли именно русские всегда были способны выживать в тяжелейших условиях, придумывая нетривиальные решения и используя все не по назначению, но поистине гениально? Не потому ли именно «русские мозги» так высоко ценятся и представляют собой дорогостоящий, но искомый товар для цивилизаций, держащихся за прагматические принципы? И не в силу ли названных ранее причин русские сами не понимают или не желают понять, какой замечательной вещью они обладают, и не могут оценить ее по достоинству?

Библиография

1. Бергсон А. Философская интуиция. Новые идеи в философии. Сб. № 1. СПб., 1912.

2. Урысон Е. В. Фундаментальные способности человека и «наивная анатомия» // Вопросы языкознания. 1995. № 7. С. 3–16.

3. Фуко М. История безумия в классическую эпоху. СПб., 1997; Фуко М. История клиники. М., 2002; Фуко М. Надзирать и наказывать. М., 1999.

4. Фрейд 3. Введение в психоанализ. М., 1996. С. ЗЗ8-349.

5. Лосев А. Ф. История античной эстетики (итоги тысячелетнего развития). М., 1992.

6. Тейлор Э. Б. Первобытная культура. М., 1939.

7. Лосев А. Ф. Бытие, имя, космос. М., 1993. С. 73.

8. Адбильдин Ж. М. Диалектика Канта. Алма-Ата, 1974. С. 30–145.

9. Кант И. Сочинения. М., 1964. С. 340.

10. Терновская О. А. Бабочка в народной демонологии славян: «душа-предок» и «демон». Мат-лы к VI междунар. конгрессу по изучению стран юго-восточной Европы. М., 1989. С. 151–160.

11. Максимов С. В. Нечистая, невидимая и крестная сила. СПб., 1903.

12. Апресян Ю. Д. Образ человека по данным языка // Вопросы языкознания. 1996. № 1. С. 37–68.

13. Frazer J. G. Myths of the origin of fire. London, 1930.

14. Мифологическая энциклопедия: Животные в мифологии. М., 1999. С. 89–92.

15. Платон. Соч.: В 3 т. Т. 3. Ч. 1. М., 1968. С. 455–593.

16. Аристотель. Соч.: В 4 т. Т. 1. М., 1981. С. 369–450.

Глава девятая Представление французов и русских о том, как они мыслят. Размышление, знание и идея в зеркале двух менталитетов

В этой и следующих главах мы будем сопоставлять мыслительные категории во французском и русском языках. Мы будем говорить о том, как французы и русские определяют для себя знание, причину и следствие, сомнение и уверенность, целеполагание.