Читаем Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских полностью

2) следы, оставляемые животным, на которого охотятся;

3) отношения, устанавливаемые между людьми (в женском роде – знакомый человек).

В современном языке connaissance в интересующем нас первом значении имеет следующую сочетаемость:

connaissance exacte, profonde, pr'ecise de qch/ connaissance abstraite, sp'eculative, pratique, exp'erimentale; venir `a la connaissance, perdre la connaissance de…; la connaissance born'ee, lagre;

perdre connaissance, tomber, rester sans connaissance, reprendre connaissance;

connaissances acquises;

poss'eder des connaissances sur qqch;

appofondir, enrichir ses connaissance par l ’'etude;

agrandir le cercle, le champ, 'etendre la sph`ere de ses connaissances;

inculquer, assimiler, augmenter, saisir une ou des connaissances;

les branches de la connaissance;

connaissance vaste, profonde, 'etendue, superficielle, pr'ecise, ample, 'el'ementaire, solide, s'erieuse, fragile, fugace, habile, fugitive, sure, claire, ordonn'ee.

У нас нет оснований предполагать, что у современного слова connaissance (n. f.) в значении «знание» сохранилась какая-либо связь с идеей знакомства того или иного свойства, но следы этого значения остались. Что здесь речь идет об особом способе познания, дающем именно connaissances, а не savoirs, очевидно, во-первых, из особенностей сочетаемости соответствующего глагола; во-вторых, из факта наличия другого глагола (savoir), никогда не применяющегося в значении conna^itre, когда речь идет о знакомстве с людьми; в-третьих, из особого, третьего значения самого слова connaissance.

Определение первого значения у Robert – «способность познания, свойственная живым существам» – также подтверждает наше предположение о том, что connaissance – это знания, полученные всеми доступными человеку способами: и чувственным, и рациональным. Речь не обязательно идет о каких-то конкретных знаниях, но о знаниях как таковых. Поэтому нам кажется вполне понятным обозначение потери сознания через perdre connaissance, ведь connaissance – это не только знания, но и знания-чувства.

Из приведенной сочетаемости мы можем вычленить несколько сопровождающих это понятие вещественных коннотаций.

1. Водоем. Эта коннотация совпадает с соответствующей уже описанной коннотацией русского слова, что свидетельствует о том, что или оба эти понятия восходят к некой общей мифологической системе, или русское слово заимствовало, через переводы, сочетаемость французского (английского или немецкого) слова, что вполне возможно.

2. Круг, сфера, поле (все круглой формы, ср. в русском языке – круг интересов). Нам представляется очевидной связь этой коннотации с солнечным культом, давшим обильную сочетаемость и коннотативные поля многих понятий, связанных с интеллектом, знанием, истиной и прочими составляющими ментального поля.

Неплохая расшифровка этой коннотации получается при анализе гравюры Бовилуса «Интеллект» (Париж, 1510 год), представляющей солнце как активное начало, как «интеллект» ангельский, а луну – как пассивное начало, как «интеллект человеческий». На этой же гравюре изображены и «сферы знания» – maretia, mineralia, viuent'ia, sensibilia. Помимо этого, сфера, круг, поле – символы замкнутого целого, уподобляющие голову человека небесным светилам (ср.: светило говорят об ученом, враче, но не о пианисте, художнике, так как у первых двух важны знания, а у вторых – мастерство). Очевидно, что это древняя, дохристианская аллегория, в силу этого – в высокой степени универсальная. Христианская образная система оставила свой след в branches de la connaissance, соотносимых с древом познания.

Французское слово и понятие le savoir, обозначающее «знание и умение» – субстантивированный глагол, произошедший от латинского sapere, непереходного глагола, обозначающего «иметь вкус», «пахнуть», а также «чувствовать органами вкуса», откуда через расширение – «иметь ум», «быть благоразумным», «знать», «понимать».

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология