Читаем Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских полностью

Некоторая сочетаемость французской радости описывает человека как емкость, которую можно наполнить (не только радостью, но, видимо, и многими другими чувствами). Однако у нас нет достаточных оснований считать, что радость в одной из своих ипостасей мыслится как жидкость, ведь ею можно и remplir, и combler – второй глагол, в отличие от первого, не подразумевает оперирования лишь жидкостями и им подобными веществами. Внезапная вспышка радости описывается во французском языке при помощи глагола 'eclater, что позволяет нам увидеть скрытую оппозицию angoisse, anxi'et'e, d'etresse – joie, поскольку взрыв, расширение есть действие, обратное сжатию. Возможно, именно это употребление является наиболее старым из других метафорических сочетаний, поскольку ассоциирует радость также и с солнцем, восход которого однозначно вызывал восторг у человека.

Французское слово jubilation (n. f.) является точным эквивалентом русского понятия ликование. Это слово зафиксировано во французском языке с XII века и образовано от латинского jubilatio – «крик» (DE). В христианской латыни это слово имело особое значение – «звук музыкального инструмента, выражающий радость, веселье». Это понятие обязательно предполагает внешние бурные проявления радости, то есть, как и ликование, описывает скорее поведение, нежели саму эмоцию.

Итак, сравним полученные результаты.

Русская радость этимологически связана с радугой, то есть с реакцией человека на сочетание разных ярких цветов. Радость – состояние души, удовольствие – состояние плоти. Радость метафоризируется в русском языке как высшее божественное женское существо, удовольствие ассоциируется с вещью. Радость – это тепло, радость – это пьянящий напиток.

Важнейшие особенности русской радости – и альтруистичность, и межличностность. Русское ликование и французское jubilation описывают, несмотря на разные этимологические модели и прототипы, абсолютно сходные проявления радости (крики, жестикуляция).

Также обязательно предполагает внешние проявления и русский восторг, понятие, не имеющее однозначного эквивалента во французском языке. Это слово этимологически связано с восторгать, то есть «поднимать вверх», иначе говоря, таит в себе скрытую метафору всего ряда положительных эмоций, трактуемых как приподнятое состояние духа. Восторг естественно связывается с непосредственной реакцией на стимул и может также ассоциироваться с неким мужественным проявлением радости и энтузиазма. В современном языке это понятие описывает непосредственную, несколько инфантильную, реакцию человека на положительный стимул. Сущность этой реакции может помочь понять ее специфичность: многие отмечали, что русские открыты и непосредственно выражают свои эмоции, в отличие от французов, например, которые могут на уровне культурного стереотипа ext'erioriser или inf'erioriser эмоции.

Французская радость, первоначально этимологически связанная с идеей удовлетворения, и в частности плотского, ассоциируется в современном французском языке скорее с образом человека (со всем, что человеку не чуждо), а не заоблачного божества. Французское joie прекрасно сочетается с прилагательными, описывающими дурные черты человеческого характера. Такой перенос на joie именно человеческих качеств, возможно, отчасти объясняется выкладками Эриха Фромма, связывающего радость с целью, которой и является сам человек.

Во французской культуре, что тоже видно из сочетаемости данного слова, радость – внутри, это ценное растение, которое человек должен взращивать в себе. Описание радости позволяет нам увидеть скрытую оппозицию joie – взрыв, разжатие; angoisse, anxi'et'e, d'etresse – сжатие.


Представления французов и русских о радости

Результаты анализа русского и французского ментальных представлений трех базовых эмоций

В общих чертах сравнение двух лингвокультурных контекстов, в которых представлены три изучаемых эмоции, выглядит так.

1) Рассмотренные эмоции по-разному соотносятся в двух описанных языках с мужским и женским стереотипом поведения: в русском языке большинство эмоций – «мужские», во французском – «женские». Не случайно, что подавляющее большинство описанных эмоций во французском языке – женского рода (первоначально это лишь морфологический казус, но позднейшая аллегорическая проработка этих абстрактных понятий однозначно соотносила качества с полом персонажа, представляющего аллегорию). В этом смысле безусловно ценно наблюдение, что ярость – первоначально мужское качество, а furie, fureur – женское, и т. д.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология