Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских

Также обязательны внешние проявления такой разновидности радости как восторг. В этимологии этого слова мы впервые сталкиваемся со скрытой метафорой всего поля слов, описывающего радостное состояние человека как «состояние приподнятого духа» (см. также у Лакоффа и Джонсона об ориентационной мегафоре «счастье – верх; грусть – низ» (7)), ведь восторг корнями своими связан со словом торчать (ИЭССРЯ). То же прослеживается и в синонимическом ряду, приводимом Далем: восторгать, восторгнуть, подымать вверх, вырывать и пр. (ТС). Это может наводить на очевидные аналогии с неким определенным плотским состоянием, однако мы удержимся от дальнейшего развития этой темы в силу недостаточности доказательных фактов (все же ср. современное «торчать» – получать удовольствие). Отметим лишь, что это, вероятно, связано с реакцией первобытного сознания на восход солнца (по аналогии: солнечное затмение вызывало неописуемый ужас) и также, через солнце и огонь как вечные символы мужественности, может давать почву для невысказанного нами предположения. У слова восторг существует сочетаемость, приближающая его к радости: его возможно передать кому-либо и разделить с кем-либо. Восторг, имея этимологическую связь с латинским глаголом trahere – «влечь, тянуть», а также «терзать» и имея в древнерусском языке значение «дрожь», «судороги» («восторгать», неперех. – «дрожать, биться» о людях – ИЭССРЯ), сохранил сочетаемость, трактующую это состояние как болезнь: безумный, бешеный восторг, дикий восторг. Восторг есть также некое статическое, хотя и мимолетное, состояние, оно не знает градаций и описывается при помощи глаголов, создающих метафору «территории, места» – прийти в восторг, привести в восторг. В русском языке восторг может также охватить кого-либо, однако эта сочетаемость характерна для чувств и эмоций как таковых и не является специфической характеристикой именно восторга.

Трактовка радости и удовольствия, предложенная известным современным психоаналитиком Э. Фроммом, в полной мере отражает европейскую концепцию и мифологическую картину этих понятий. Предваряя этот анализ, отметим, что русский язык, как мы видели, отражает позицию высшей нравственности, что в большой степени объясняет тот факт, что русские зачастую эстетическим критериям предпочитают этические.

Французскими эквивалентами рассмотренных нами русских слов радость и ликование, безусловно, являются joie и jubilation.

Joie (n. f.) зафиксировано во французском языке с XI века и произошло от латинского gaudia, множественного числа от gaudium – «удовлетворение, удовольствие», «чувственное удовольствие, сладострастие», «человек – источник удовольствия» (DE). Gaudia – слово разговорного языка, где оно фигурировало как существительное женского рода, однако в старофранцузском языке это слово чаще всего оформляется как существительное мужского рода.

В XI веке это слово обозначает «чувство сильного счастья» и употребляется для обозначения в первую очередь проявлений этого чувства. Латинское значение, связанное с проявлениями любви и ласки, исчезло к XIII веку, оставив след лишь в выражении fille de joie (DAF). До XVI века это слово обозначало также «украшение», благодаря народно-этимологическому сближению с joyau. Метонимический смысл «коллективная радость» остался только в диалектах и в выражении feu de joie. С XVIII века зафиксировано антифрастическое употребление этого слова в значении «горе, неудовольствие» (DHLF).

В современном языке joie определяется как глубокая приятная эмоция, овладевающая всем существом человека. Это слово имеет следующую сочетаемость:

causer, provoquer, 'eprouver, go^uter, ressentir, manifester, montrer, t'emoigner de la joie;

contenir, cultiver, dire, exprimer, ext'erioriser sa joie;

combler, remplir, bondir, p'etiller, d'elirer, exulter de joie;

etre envahi de joie;

s’abandonner, se livrer `a la joie;

une joie 'eclate, rayonne, se lit, se communique;

etre fou, transporte de joie;