Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских

Происхождение французского понятия, заставляющего в нем видеть аналог русской угрозы, не в смысле этимологии этого русского понятия, а в смысле привязанности его к человеку, позволяет увидеть истоки представлений о том, почему можно бросить вызов опасности, презирать, игнорировать угрозу и так далее. Потому что прототипически за этим видом угрозы, опасности стоял человек. Здесь вторичная конкретизация понятия через метафорику воскрешает его этимон. Отсюда, возможно, и изначально ошибочно понятое выражение aimer, mepriser le danger, которое с большой вероятностью могло обозначать любить чью-то власть, презирать чью-то власть. То, что базовое понятие опасность во французском языке имеет социальную, а не стихийную природу, свидетельствует о том, что у французов как у нации в этом вопросе социальный опыт стоит на первом месте, отодвигая опасности иного происхождения на второй план. Что естественно: французы уже по меньшей мере двенадцать веков живут в государстве с четко очерченными властными полномочиями одних социальных групп по отношению к другим.

Анализ приведенной сочетаемости показывает существенное отличие в образах французской danger и русской опасности: в ситуации человек – опасность во французском сознании активен человек, который ведет войну с опасностью. Danger угрожает, подстерегает, существует и настаивает в своем существовании, персонификация ее образа, безусловно, выражена в этой сочетаемости, но подчеркнута еще более поведением человека по отношению к ней. Французскую опасность, впрочем, как и русскую, можно презирать и любить, однако только французскую опасность можно braver, se pr'emunir, se d'efendre contre, parer un danger. Эти глаголы описывают враждебное, вызывающее поведение человека по отношению к опасности. Так же, как и любого врага, danger по-французски можно разоблачить и заклинать, обнаруживать ее человек способен всеми своими органами чувств и далее сражаться и побеждать. Danger не настолько коварна, как русская опасность, она не может таиться, скрываться, danger может только упорствовать и давить. Среди прилагательных на это же указывают 'evident и certain. В распоряжении человека все возможности «убегания» от опасности, все возможности «отклонения» ее. Перед опасностью человек может либо дрожать и трепетать, точно как перед лютым врагом, либо идти ей навстречу не боясь (braver), выставлять себя не боясь (s’exposer).

Итак, в языке danger описывается как одушевленное и активное существо, наделенное превосходством, но не столь же активное, как человек, ведущий с ней войну.

Сочетаемость danger описывает скорее поведение человека, нежели поведение danger. Мы полагаем, что такая ситуация в большей мере объясняется историей развития значения этого слова, ведь первоначально им описывались взаимоотношения двух людей, сильного и слабого, и именно поэтому эти взаимоотношения описываются в терминах войны, которую ведет слабый, дабы выровнять свои шансы на победу.

Синонимом слова danger выступает слово и понятие p'eril. У Чезаре Рипа мы находим такое описание p'eril: «Молодой человек идет по тропинке, опираясь на палку, и вдруг змея кусает его в ногу. Справа от него пропасть, слева – водный поток, с небес его поражает молния. Палка олицетворяет хрупкость нашей жизни перед лицом опасности, хотя мы и опираемся на нее в тяжелые минуты. Гром, вода, пропасть – опасность грозит нам отовсюду» (1). Из этого описания мы видим, что во французском языке исторически также присутствовала связка понятия опасности с природными фактами и явлениями.