Читаем Ментальность в зеркале языка. Некоторые базовые мировоззренческие концепты французов и русских полностью

Мы не разворачивали описание коннотаций слова зло, так как указывали при описании его антонима на присутствующую в представлениях об этих «близнецах» симметричность. Поговорим теперь о различиях. Человек зачастую является источником зла, но дальше зло отделяется от человека и существует отдельно. Мы можем сказать «своим бесконечным добром он доказал…» или «его добро, добро, которое от него исходило, было сильнее…», но не можем создать аналогичных контекстов со словом зло. Слово зло не имеет в русском языке множественного числа в именительном падеже, но имеет в родительном и мыслится множественно, ведь мы выбираем из двух, трех, пяти зал наименьшее, наибольшее, среднее. Таким образом, зло бывает не только множественным, но и различным по качеству и размеру, в то время как добро едино и не разнится по характеристикам. Именно этим соображением объясняется тот факт, что слово добро имеет бедную сочетаемость с прилагательными, а слово зло – обильную. Поведение зла в русском языке описывается не столь подробно, само называние этого слова вызывает достаточно сильный ряд имплицитных ассоциаций, о которых мы писали. Добро действует, борется, зло побеждает, проигрывает, наказано. Но зло нередко результативнее. Именно поэтому добро, по смелой идее поэта Станислава Куняева, должно быть с кулаками, именно поэтому столь ярко и последовательно выражена идея долженствования борьбы и победы над злом.

Современное употребление слова зло, связанное с идеей вражды, подчеркивает внутренний эмоциональный его источник: «держать зло на кого-то» значит таить его в себе, испытывать к кому-то злобу, а «срывать на ком-то зло» означает выплеснуть на невиновного человека внутреннее негативное напряжение. Срывать здесь связано с идеей, выраженной в глаголе срываться, то есть неправомерно давать волю своим негативным эмоциям. Возможно, этот глагол связан с представлением о нормальном состоянии и поведении, выражаемом в стабильности, то есть в фиксированности.

Таким образом, мы видим, что зло функционирует несколько иначе, чем добро, при выраженной антонимической симметрии этих понятий.


Французские представления одобреизле

Французские понятия о добре и зле имеют существенные отличия.

Обратимся к анализу этих понятий.

Существительное bien (n. m.), совпадающее по форме с наречием bien (хорошо), заставляющим вспомнить о русском выражении дать добро (согласиться, сказать: «хорошо»), зафиксировано во французском языке в X веке и очевидным образом произошло от латинского наречия bene, соответствующего прилагательному bonus – хороший. Существительное bien зафиксировано прежде всего в христианских текстах и отражает моральное понятие того, что справедливо, достойно, похвально (les gens de bien). С XI века un bien, des bien означает также богатство, собственность. Таким образом, до определенного момента мы можем говорить о сходном развитии двух понятий – русского и французского, что явным образом связано с христианским контекстом.

В современном языке значение этого слова несколько видоизменилось и выглядит так:

1. То, что приятно, благоприятно, то, из чего можно извлечь выгоду, то, что полезно для достижения поставленной цели;

2. Богатство, собственность;

3. То, что характеризуется моральной ценностью, то, что справедливо и честно.

Этот перечень значений уже позволяет зафиксировать разницу между понятиями и даже противопоставление по ряду признаков. В русском языке при трактовке этого понятия не используется понятие выгоды, пользы, да и само слово никак не ассоциируется с богатством, а скорее даже наоборот – с бедностью.

Первые два значения французского слова попадают в такой синонимический ряд: avantage, b'en'efice, int'er^et, profit, satisfaction, service, utilit'e.

Второе – в такой: capitale, domaine, h'eritage, propri'et'e, richesse.

Этот синонимический ряд подтверждает: сегодняшнее французское добро прочно привязано к денежной сфере, корысти, всему тому, что обогащает человека.

Третье же значение французского добра привязывает его уже к моральной сфере: devior, id'eal, perfection, charit'e – но особенным образом, как бы растолковывая, к какому классу ситуаций оно должно быть привязано. Иначе говоря, французское коллективное сознание ставит это понятие в рамку, с четырех сторон указывая на его границы – долг, идеал, совершенство, благотворительность.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Эра Меркурия
Эра Меркурия

«Современная эра - еврейская эра, а двадцатый век - еврейский век», утверждает автор. Книга известного историка, профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина объясняет причины поразительного успеха и уникальной уязвимости евреев в современном мире; рассматривает марксизм и фрейдизм как попытки решения еврейского вопроса; анализирует превращение геноцида евреев во всемирный символ абсолютного зла; прослеживает историю еврейской революции в недрах революции русской и описывает три паломничества, последовавших за распадом российской черты оседлости и олицетворяющих три пути развития современного общества: в Соединенные Штаты, оплот бескомпромиссного либерализма; в Палестину, Землю Обетованную радикального национализма; в города СССР, свободные и от либерализма, и от племенной исключительности. Значительная часть книги посвящена советскому выбору - выбору, который начался с наибольшего успеха и обернулся наибольшим разочарованием.Эксцентричная книга, которая приводит в восхищение и порой в сладостную ярость... Почти на каждой странице — поразительные факты и интерпретации... Книга Слёзкина — одна из самых оригинальных и интеллектуально провоцирующих книг о еврейской культуре за многие годы.Publishers WeeklyНайти бесстрашную, оригинальную, крупномасштабную историческую работу в наш век узкой специализации - не просто замечательное событие. Это почти сенсация. Именно такова книга профессора Калифорнийского университета в Беркли Юрия Слёзкина...Los Angeles TimesВажная, провоцирующая и блестящая книга... Она поражает невероятной эрудицией, литературным изяществом и, самое главное, большими идеями.The Jewish Journal (Los Angeles)

Юрий Львович Слёзкин

Культурология