Будучи, по сути, остатками старых мифов, старых мировоззренческих оппозиций, и русские, и французские понятия, описывающие бинарную оппозицию правда – ложь,
сохранили многое от древней символики. Образы светила, солнца, плохой воды, грязи, ткани, нити – все это универсальные метафоры, объединяющие индоевропейское и образно-когнитивное поле в единый глобальный мировоззренческий фрагмент. Например, образ плетения интриг как паутины охватывает все поле «речевого и событийного коварства»: рассуждение, фраза, текст – плетутся, состоят из нитей, в которых можно запутаться (путы) или запутать. Хитросплетение – это логика, образы, которые трудно распутать, а запутаться легко. В этом метафорическом образе мы усматриваем ассоциирование речевого с женским (плести, заплетать волос, волос длинный, а ум короткий) и часто через это – с ложным, видимым, кажущимся (инвариативно женская красота – соблазн, идущий от дьявола, искушение (12)). Ассоциация речевого с женским кажется особенно мотивированной в свете последних открытий, свидетельствующих о большей развитости речевых зон мозга у женщин, что связано с ее функцией воспитывать детей, и это соответствует обыденному представлению о болтливости женщин, о пустословии, которым они грешат, и часто небескорыстно. Метафора войны двух начал, света и тьмы, правды и лжи и т. д., которая также представлена в сочетаемости этих понятий в двух языках, тоже архаична. Война абстрактных, высших сил предшествует сотворению мира и разделению всего сущего на два противоположных пола, все сущее в мифологических системах часто воспринимается как результат глобальных противостояний. Из сказанного здесь мы можем сделать вывод, что и русские, и французские понятия восходят к общим мифологическим прототипическим представлениям, связанным с исходным дуалистическим противопоставлением, частью которого является противопоставление, среди прочего, мужского и женского. Очевидно, что эти древнейшие мифы продолжают свою жизнь в современном сознании, отбросив в толще времени все то, что плохо согласовывалось с их логикой, в частности ассоциирование истины с наличными деньгами.В обобщенном виде сопоставление представлений французов и русских об истине и лжи можно представить так, как это показано в таблице.
Представление об истине, правде
Представление французов и русских о лжи
Библиография
1. Поппер К.
Объективное знание. Эволюционный подход. М., 2002; а также Стросон П. Значение и истина // Аналитическая философия: становление и развитие. М., 1998. С. 213–230.2. Словарь логических терминов. М., 1998.
3. Арутюнова И. Д.
Истина и судьба // Понятие судьбы в контексте разных культур. М., 1994. С. 305.4. Цит. по: Голубиная книга. Славянская космогония. М., 2008.
5. Одесский М. П.
Поэтика власти на Древней Руси // Древняя Русь, № 1. 2000.6. Арутюнова И. Д.
Истина: фон и коннотации // Логический анализ естественного языка: культурные концепты. М., 1991. С. 21–31.7. Степанова И. М.
Доклад «Коли не ложь – так правда». Мат-лы науч. конф. Филология в системе современного образования. 22–23 июня 2004 года. Вып. 7. М.: УРАО, 2004. С. 275–282.8. Брокгауз и Эфрон.
СПб., 1892. Т. 12. С. 749.9. Демьянков В. 3.
Теория речевых актов в контексте современной лингвистической литературы (обзор направлений) // Новое в зарубежной лингвистике. Вып. 17. Теория речевых актов. М., 1986. С. 223–235.10. Гуревич А. Я.
Категории средневековой культуры. М., 1972. С. 100.11. Мифы народов мира. М., 1991–1992. Т. 1. С. 98; а также Любкер Ф.
Реальный словарь классических древностей. М., 2001. Т. 1. С. 143–144.12. Шейман М. М.
Вера в дьявола в истории религий. М., 1977. С. 354.Глава восьмая Представление французов и русских о душе, уме и совести
Общие представления об исследуемых понятиях
Линейность человеческого мышления, о которой замечательно писал Анри Бергсон (1), проявляющаяся, в частности, в стремлении найти причины и следствия во всяком явлении, без сомнения, лежит в основе представлений о наивной анатомии человека. Обнаружение причин фактов (событий) и процессов всерьез занимало человечество на протяжении всей его истории, именно этой его аналитической склонности мы и обязаны возникновением наук и других объяснительных систем, всегда строящих прежде всего объяснительные модели и ищущих ответ на пресловутый вопрос «почему?». Однако растолковывать, откуда что взялось, была призвана не одна только наука, но также (точнее – в первую очередь) и миф (религии, верования), опередивший науки.