Ментальность в зеркале языка

emettre, formuler, exprimer, traduire, concrétiser, développer une pensée;

s’abîmer, s’absorber, se plonger dans ses pensées;

attacher, détacher sa pensée;

etre assailli de pensées;

la pensée se porte, se reporte sur qch;

la pensée obsède, traverse l’esprit, jaillit, attriste, réjouit, console, réconforte, vient à l’esprit;

une pensée claire, obscure, juste, profonde, judicieuse, fine, funeste, lugubre, sacrilège, obsédante, abstraite, dominante, amère, joyeuse, affreuse, horrible, soudaine, subite, délicate, confuse, vague, fixe, pensée généreuse, engagée, la libre pensée; les grands courants de la pensée; découvrir le fond de ses pensées; chasser qn, qch de la pensée de qn; avoir la pensée émue pour qn; etre dans la pensée de faire qch; partager la (les) pensée(s) de qn/qch a trait à la pensée de qn; etre plein de pensées.

В приведенной сочетаемости мы видим, прежде всего, существенное пересечение образной структуры русской мысли и французского pensée. Так, центральная коннотация, сопровождающая это понятие в русском языке, имеется и во французском:

1. Жидкость, водоем, и, видимо, этот образ из французского языка и заимствован (être plein de pensée, s absorber, se plonger dans la pensée etc).

Обнаруживаются также и другие общие коннотации, конкретизирующие pensée:

2. Пропасть, колодец, имеющий дно, внутренний мир человека мыслится как некое углубление внутри него, куда можно спуститься, чтобы услышать голос собственной совести, где располагаются, в частности, такие же колодцы мыслей, имеющие дно. С этим образом связан другой универсальный индоевропейский образ – зачерпывание знания, как воды из колодца.

Именно из этого внутреннего мира, частью которого во французском языковом сознании мыслится и человеческая мысль, можно прогнать кого-то (из сердца – вон), и в этом смысле на образном уровне французская мысль ассоциируется с сердцевиной человека и коннотируется как:

3. Душа (центральное отверстие в человеке, сердцевина), сердце, сосредоточие эмоционального в человеке.

Обращает на себя внимание и внутренняя структурированность французской мысли, что позволяет усмотреть у нее коннотацию:

4. Текст. Именно поэтому ее можно traduire, то есть «переводить» из одной знаковой системы в другую. Это же, с нашей точки зрения, подчеркивает и сочетаемость слова с глаголом formuler, в большей степени связанным с идеей придания формы, чем русское заимствованное «формулировать».

5. В сочетаемости французского существительного pensée обнаруживаются также рудиментарные черты некогда, возможно, целостного образа мысли-птицы или чего-то близкого к этому. Птица-мысль ведет себя так: La pensée se porte, se ra raporte, on attache (détache) sa pensée, qui peut être émue pour qn. «Летающую мысль» мы видели у Чезаре Рипа. Мы читали также и о птице, сидящей у ног старого человека, воплощающего задумчивость, и, учитывая всю сложную мифологическую проработку именно этого образа (птицы), мы склонны видеть в этой поддающейся неоднозначной трактовке сочетаемости именно этот, а не какой-нибудь другой образ. Развитие образа, описанного у Рипа, мы находим также в сочетаемости une pensée soudaine, subite, и как антоним fixe, описывающей переменчивость и быстротечность французской мысли, и как особое ее качество – фиксированность.

Особый оттенок значения понятия pensée связан также с присутствием в нем субъективно-эмоционального компонента, дающего возможность обозначать при помощи этого слова «мнение, точку зрения» и пр. Эмоциональный компонент позволяет в ряде случаев трактовать pensée как эмоциональное состояние, и именно в силу этого, как нам кажется, нельзя сказать j’ai une pensée в значении «у меня есть одна одна мысль» (j’ai une pensée émue pour означает «с нежностью подумать о ком-то, вспомнить кого-то»).

В остальном мы можем констатировать очень высокую степень совпадения русского и французского понятийных и конотативных полей.