Читаем Ментальность в зеркале языка полностью

Приступая к описанию ментальных категорий, мы указывали их однозначную локализацию в наивно-анатомической картине мира: ментальные категории были связаны с деятельностью мозга, представляемого в наивном сознании как ум, рассудок, интеллект (для французского языка – соответственные переводные эквиваленты). Однако в том, что касается эмоций, локализации эмоции в двух изучаемых типах национального сознания, обнаруживается некоторое несовпадение: если для русского сознания однозначным местом рождения и пребывания эмоций является душа (или сердце), то в европейских языках наравне с сердцем существенную роль играют также селезенка и печень. Достаточно вспомнить, что английское название селезенки – это spleen (заимствованное из греческого вместе с соответствующими представлениями), а во французском языке употребительны такие выражения, как ne pas se fouler la rate («не надрываться на работе», дословно: «не копаться в своей селезенке») или se dilater la rate («смеяться до слез», буквально: «растягивать себе селезенку») (14).

Не будем забывать также о меланхолии, в большей степени связанной для носителя французского языка с разливом желчи, чем для русского человека, никогда и не подозревавшего о связи меланхолии с работой печени (желчный по-русски обозначает «злобный» – уникальное употребление, калькирующее западную наивную локализацию эмоций). Такие различия в локализации следует отметить, поскольку они являются важными для описания особенностей ряда эмоций в западноевропейских языках.

Для начала сравним русские и французские представления о чувствах как таковых.

На первый взгляд, русские слова эмоция и чувство представляются синонимичными друг другу. Однако анализ их употребления свидетельствует о существенном различии в значениях этих слов. Чувство традиционно определяется как способность живого существа воспринимать внешние впечатления, испытывать что-либо, ощущать; психофизическое состояние, испытываемое человеком; внутреннее психическое состояние человека, его душевное переживание; осознание, отчетливо ясное ощущение чего-либо, осознание своего отношения к другим, своего общественного положения; интуитивное понимание, восприятие чего-либо, умение живо, чутко воспринимать, осознавать что-либо на основе своих ощущений, впечатлений (СССРЯ). Эмоция во всех случаях – это только второе, при расширенном толковании также и третье в этом перечне. Об эмоции мы обычно говорим как об эмоциональной реакции на событие, происходящее «здесь и теперь». О чувстве же – когда речь идет, в том числе, и о длительном процессе, разворачивающемся в человеке (гнев – это эмоция, любовь, раскаяние – это чувство, страх может быть чувствам, если длится долго и может быть эмоцией, если пришел приступом). Эмоция обычно имеет свою физиологию (проявление), поддающееся или не поддающееся контролю; чувство же, в тех случаях, когда оно не абсолютно синонимично эмоции, может и не обнаруживаться столь однозначно. Мы говорим: чувство голода, чувство стыда, чувство Родины, чувство локтя, чувство привязанности. Ни в одном из этих контекстов не может быть употреблено слово эмоция.

Когда мы какое-либо чувство в разговоре называем эмоцией, мы этим как бы принижаем чувство. Фраза «у тебя нет чувств – одни эмоции» может быть оскорбительной для собеседника, так как она указывает на мимолетность, импульсивность и непродуманность переживания. Эти вскользь отмеченные различия (конечно же, не все) легко объясняются историей этих слов и их употреблений.

Слово чувство – исконно русское. Этимологически оно является однокоренным со словом слышать (ср. украинское чути – слышать) (ЭСРЯ). Отголоски этимологического смысла мы обнаруживаем у Даля, равно как и последствия развития значения этого слова в церковном языке. Даль определяет чувствовать как «ощущать, чуять собою, познавать телесными, плотскими особенностями, а также познавать нравственно, сознавать духовно, отзываясь на это впечатлениями». Иначе говоря, мы видим, что чувства духовны, а эмоции, определяемые в современном языке как «чувство, переживание, душевное движение», как бы бездуховны, бессодержательны. Это легко объясняется тем фактом, что слово эмоция известно в русском языке лишь с конца XIX века (у Даля это слово отсутствует), оно заимствовано из французского, пришло в русский язык светским и научным путем. Любопытно в связи с этим отметить, что эмоция предпочитает сочетаться также с заимствованными примерно в этот же период иностранными словами: контролировать свои эмоции, положительные, отрицательные эмоции, эмоциональный шок.

Перейти на страницу:

Все книги серии Язык. Семиотика. Культура

Категория вежливости и стиль коммуникации
Категория вежливости и стиль коммуникации

Книга посвящена актуальной проблеме изучения национально-культурных особенностей коммуникативного поведения представителей английской и русской лингво-культур.В ней предпринимается попытка систематизировать и объяснить данные особенности через тип культуры, социально-культурные отношения и ценности, особенности национального мировидения и категорию вежливости, которая рассматривается как важнейший регулятор коммуникативного поведения, предопредопределяющий национальный стиль коммуникации.Обсуждаются проблемы влияния культуры и социокультурных отношений на сознание, ценностную систему и поведение. Ставится вопрос о необходимости системного изучения и описания национальных стилей коммуникации в рамках коммуникативной этностилистики.Книга написана на большом и разнообразном фактическом материале, в ней отражены результаты научного исследования, полученные как в ходе непосредственного наблюдения над коммуникативным поведением представителей двух лингво-культур, так и путем проведения ряда ассоциативных и эмпирических экспериментов.Для специалистов в области межкультурной коммуникации, прагматики, антропологической лингвистики, этнопсихолингвистики, сопоставительной стилистики, для студентов, аспирантов, преподавателей английского и русского языков, а также для всех, кто интересуется проблемами эффективного межкультурного взаимодействия.

Татьяна Викторовна Ларина

Культурология / Языкознание, иностранные языки / Языкознание / Образование и наука
Языки культуры
Языки культуры

Тематику работ, составляющих пособие, можно определить, во-первых, как «рассуждение о методе» в науках о культуре: о понимании как процессе перевода с языка одной культуры на язык другой; об исследовании ключевых слов; о герменевтическом самоосмыслении науки и, вовторых, как историю мировой культуры: изучение явлений духовной действительности в их временной конкретности и, одновременно, в самом широком контексте; анализ того, как прошлое культуры про¬глядывает в ее настоящем, а настоящее уже содержится в прошлом. Наглядно представить этот целостный подход А. В. Михайлова — главная задача учебного пособия по культурологии «Языки культуры». Пособие адресовано преподавателям культурологии, студентам, всем интересующимся проблемами истории культурыАлександр Викторович Михайлов (24.12.1938 — 18.09.1995) — профессор доктор филологических наук, заведующий отделом теории литературы ИМЛИ РАН, член Президиума Международного Гетевского общества в Веймаре, лауреат премии им. А. Гумбольта. На протяжении трех десятилетий русский читатель знакомился в переводах А. В. Михайлова с трудами Шефтсбери и Гамана, Гредера и Гумбольта, Шиллера и Канта, Гегеля и Шеллинга, Жан-Поля и Баховена, Ницше и Дильтея, Вебера и Гуссерля, Адорно и Хайдеггера, Ауэрбаха и Гадамера.Специализация А. В. Михайлова — германистика, но круг его интересов охватывает всю историю европейской культуры от античности до XX века. От анализа картины или скульптуры он естественно переходил к рассмотрению литературных и музыкальных произведений. В наибольшей степени внимание А. В. Михайлова сосредоточено на эпохах барокко, романтизма в нашем столетии.

Александр Викторович Михайлов

Культурология / Образование и наука
Геопанорама русской культуры: Провинция и ее локальные тексты
Геопанорама русской культуры: Провинция и ее локальные тексты

Книга «Геопанорама русской культуры» задумана как продолжение вышедшего год назад сборника «Евразийское пространство: Звук, слово, образ» (М.: Языки славянской культуры, 2003), на этот раз со смещением интереса в сторону изучения русского провинциального пространства, также рассматриваемого sub specie реалий и sub specie семиотики. Составителей и авторов предлагаемого сборника – лингвистов и литературоведов, фольклористов и культурологов – объединяет филологический (в широком смысле) подход, при котором главным объектом исследования становятся тексты – тексты, в которых описывается образ и выражается история, культура и мифология места, в данном случае – той или иной земли – «провинции». Отсюда намеренная тавтология подзаголовка: провинция и ее локальные тексты. Имеются в виду не только локальные тексты внутри географического и исторического пространства определенной провинции (губернии, области, региона и т. п.), но и вся провинция целиком, как единый локус. «Антропология места» и «Алгоритмы локальных текстов» – таковы два раздела, вокруг которых объединены материалы сборника.Книга рассчитана на широкий круг специалистов в области истории, антропологии и семиотики культуры, фольклористов, филологов.

А. Ф. Белоусов , В. В. Абашев , Кирилл Александрович Маслинский , Татьяна Владимировна Цивьян , Т. В. Цивьян

Культурология / Образование и наука

Похожие книги

Откуда приходят герои любимых книг. Литературное зазеркалье. Живые судьбы в книжном отражении
Откуда приходят герои любимых книг. Литературное зазеркалье. Живые судьбы в книжном отражении

А вы когда-нибудь задумывались над тем, где родилась Золушка? Знаете ли вы, что Белоснежка пала жертвой придворных интриг? Что были времена, когда реальный Бэтмен патрулировал улицы Нью-Йорка, настоящий Робинзон Крузо дни напролет ждал корабля на необитаемом острове, который, кстати, впоследствии назвали его именем, а прототип Алеши из «Черной курицы» Погорельского вырос и послужил прототипом Алексея Вронского в «Анне Карениной»? Согласитесь, интересно изучать произведения известных авторов под столь непривычным углом. Из этой книги вы узнаете, что печальная история Муму писана с натуры, что Туве Янссон чуть было не вышла замуж за прототипа своего Снусмумрика, а Джоан Роулинг развелась с прототипом Златопуста Локонса. Многие литературные герои — отражение настоящих людей. Читайте, и вы узнаете, что жил некогда реальный злодей Синяя Борода, что Штирлиц не плод фантазии Юлиана Семенова, а маленькая Алиса родилась вовсе не в Стране чудес… Будем рады, если чтение этой книги принесет вам столько же открытий, сколько принесло нам во время работы над текстом.

Юлия Игоревна Андреева

Языкознание, иностранные языки