Менжинский

Делегаты с необыкновенным энтузиазмом и бурными овациями встретили появление в зале Ленина, его доклады о мире и о земле. Вместе с другими делегатами Менжинский неистово аплодировал Ленину, пел «Интернационал», когда съезд, приняв ленинский декрет о мире, в едином порыве поднялся с мест, приветствуя Ленина как вождя социалистической революции. Съезд заслушал доклад Ленина о земле и единодушно принял написанные Лениным декреты о земле и об образовании Советского правительства. Съезд избрал новый состав ВЦИК и утвердил Советское правительство — Совет Народных Комиссаров во главе с председателем Лениным. В 5 часов 15 минут 27 октября съезд закончил свою работу.

Рабочий класс России, руководимый ленинской большевистской партией, взял власть в свои руки. Теперь на очередь дня выдвигалась задача слома старой государственной машины, построения пролетарского социалистического государства, подавления контрреволюции.

Буржуазия и ее партии от монархистов до кадетов, соглашательские мелкобуржуазные партии эсеров и меньшевиков победу Октябрьской революции встретили враждебно и с первого же дня Советской власти выступили на открытую борьбу с ней. В те самые дни и часы, когда II съезд Советов принимал ленинские декреты о мире и о земле, провозгласил переход власти к Советам по всей стране, образовал Советское правительство, представители буржуазных партий — члены президиума Предпарламента, городской думы, меньшевики и эсеры, ушедшие со II съезда Советов, образовали контрреволюционный орган борьбы с Советской властью — «Комитет спасения родины и революции».

Бежавшие из Петрограда в Гатчину Керенский и Савинков вместе с генералом Красновым организовали поход контрреволюционных войск на Петроград. В ночь на 29 октября «Комитет спасения» поднял мятеж юнкеров и офицеров в Петрограде. По призыву того же «Комитета спасения» служащие банков, Министерства финансов и других министерств продолжали саботаж.

В эти дни Савинков явился к Плеханову, жившему в то время в Царском Селе, и предложил ему взять на себя формирование правительства, «когда победоносные казаки Краснова после битвы под Пулково войдут в Петроград».

Плеханов, ненавидевший авантюризм в политике вообще, авантюризм Савинкова в особенности, решительно отстранил это предложение Савинкова, как и его предложение в апреле семнадцатого года о совместном издании газеты. Плеханов не двусмысленно, а ясно и решительно сказал Савинкову:

— Я сорок лет своей жизни отдал пролетариату, и не я его буду расстреливать даже тогда, когда он идет по ложному пути, И вам не советую этого делать. Не делайте этого во имя вашего революционного прошлого.

Савинков вновь пытался завести разговор о большевистском перевороте в Петрограде. Плеханов от разговора на эту тему уклонился, только заметил, что большевики взяли власть надолго и не только в Петрограде, но и по всей России, что ни Керенский, ни Краснов, ни кадеты и никакая другая партия ничего не смогут сделать.

— А мужик? Мужик не примет власти большевиков, — заявил Савинков. На это Плеханов ответил:

— В данный момент ни о каком серьезном сопротивлении большевикам не может быть и речи.

В правоте Плеханова, в силе большевиков, рабочего класса, взявшего власть в свои руки, Савинков скоро убедился. Мятеж юнкеров был подавлен, казаки Краснова отказались идти на Петроград, и Савинков вместе с Керенским и Красновым вынуждены были бежать из Царского в Псков, а затем скрываться в избушке лесника в глухих псковских лесах. Краснов бежал на Дон, Керенский с помощью Фрэнсиса — авось еще пригодится! — в Америку. Савинков позднее тайком вернулся в Петроград, а затем бежал на Дон, эту русскую Вандею, чтобы вместе с Красновым и Корниловым готовить белогвардейскую петлю на шею русского народа.

О победе под Царским Селом, о бегстве Краснова и Савинкова Менжинскому рассказал возвратившийся с гатчинского фронта Ильин-Женевский, которого партия с отрядом революционных моряков и солдат направила в Москву, на помощь московским рабочим.

По ходу разговора о событиях на фронте Менжинский спросил Ильина:

— Ходят слухи о гибели на фронте Анатолия Васильевича Луначарского, правда ли это?

— Нет, неправда, — ответил Ильин-Женевский, — я его сегодня видел и разговаривал с ним. Знаете, что сказал Луначарский? Он сказал: «Что значит жизнь отдельного человека, когда здесь культурные ценности погибают? В Москве разрушен снарядами храм Василия Блаженного. Это гораздо хуже». И, обращаясь ко мне — а он знал, что я еду в Москву, там еще идут бои, — сказал: «Не смейте стрелять по Василию Блаженному».

— И что же вы?

— Я ему ничего не ответил.

— А если нужно будет стрелять? — и, увидев на лице Ильина-Женевского замешательство, Менжинский добавил: — Я думаю, что нужды в этом не будет, но без стрельбы не победишь. Теперь положение такое: либо они нас, либо мы их. Возвращайтесь с победой.

На этом разговор окончился, и они расстались.

Глава вторая