— Совершенно верно, — согласился профессор.
— Поэтому можно утверждать: доктор Блоксхэм, снабжавший свою жену лезвиями, мало чем отличался от человека, покупающего героин для наркомана. Наркоман может контролировать и нормировать свое потребление или может, допустим, потерять контроль, употребить все сразу и поставить свою жизнь под угрозу. Так в чем же разница?
— Разница в том, что такой опытный и умелый членовредитель, как миссис Блоксхэм, знала, как избежать смертельных ран, — ответил профессор.
— Однако любая зависимость является сложнопредсказуемой. Практически во всех случаях это является неизбежным падением. Тяжелая степень нанесенных мисс Блоксхэм ран может свидетельствовать о том, что ее зависимость вышла из-под контроля. Вы согласны с этим утверждением?
— Я не видел шрамов, но готов согласиться с этим утверждением. Однако не вижу в вашем вопросе релевантности к теме обсуждения.
— Неужели? — удивился Ньюэлл, внимательно глядя на профессора и хмуря лоб. — Вы не находите, что тот факт, что ее муж приобрел для нее лезвия, — голос адвоката становился все громче, — и неоднократно подталкивал ее к осуществлению актов членовредительства и даже советовал, как это лучше делать, является формой психического насилия? Доктор Блоксхэм не держал лезвия в руках, но злоупотреблял знаниями о зависимости своей жены, дав ей орудие, способствующее продолжению этой зависимости. Так оно и было на самом деле, верно?
Профессор начал перекладывать лежащие перед ним фотографии.
— Ну, не уверен, что… Я имею в виду, что все это вопрос фактов и степени вины. Все зависит от фактов. И я даже не уверен в том, что доктор Блоксхэм вообще знал, что его жена занимается членовредительством.
— То есть вы считаете, что на протяжении всего брака доктор Блоксхэм ни разу не взглянул или не притронулся к бедрам своей жены? — спросил адвокат резким тоном.
Психиатр молчал.
— Давайте представим себе — исключительно в смысле предположения, — что доктор Блоксхэм был любящим мужем, который обожал свою жену и заботился о ней, а не контролировал и не мучил ее. Если человек, которого вы любите, занимается членовредительством, причем в очень серьезных и опасных для жизни масштабах, как бы, по вашему мнению, профессор, этот любящий человек повел себя и какие действия предпринял?
— Отправил бы на осмотр к терапевту для оценки состояния и получения направления на осмотр у специалиста, — ответил Ворт.
— Но вы видели медицинскую карту мисс Блоксхэм?
— Да, — подтвердил Ворт.
— Она посещала терапевта для оценки и лечения полученных ран?
— Нет, — тихо согласился психиатр.
— Есть ли где-либо указание на то, что доктор Блоксхэм когда-либо связывался с терапевтом или другим специалистом по поводу травм своей жены и ее членовредительства?
— Нет.
— Вы можете назвать дату, когда мисс Блоксхэм последний раз была на приеме у терапевта? По какой угодно причине: простуда, кашель и тому подобное?
— Чтобы точно ответить на ваш вопрос, мне необходимо поднять мои записи, но, насколько я помню, миссис Блоксхэм не была на приеме у терапевта более десяти лет. Возможно, в этот период времени она не болела, а может быть, не хотела идти на прием к врачу из-за шрамов на бедрах.
— Или, возможно, ее муж не хотел, чтобы она шла на прием к специалисту, так как боялся, что она расскажет постороннему человеку о том, что с ней происходит и как она живет? Такая вероятность существует, не так ли? — предположил Ньюэлл.
— Если не думать о реальных доказательствах, то допустить можно все, что угодно, — ответил Ворт. — Я могу говорить лишь о том, что видел сам. Миссис Блоксхэм не произвела на меня впечатления робкой и забитой женщины. Напротив, она вела себя агрессивно, злобно и шла на конфликт. Я увидел в ней ярость, а не страх. Это моя профессиональная оценка, которая после получения новой информации нисколько не изменилась. Более того, сейчас я в еще большей степени склонен придерживаться мнения о том, что она может страдать серьезным психическим заболеванием, что делает ее опасной для общества и что могло являться причиной нападения на доктора Блоксхэма. Увы, я в состоянии помочь лишь тем, кто хочет, чтобы им помогли.
— Опрос окончен, — заявил Ньюэлл и сел на свое место.
Судья начала благодарить психиатра за то, что он нашел время и смог прийти в суд, и тут Лотти заметила, как Кэмерон вынул из кармана листок бумаги. Он жестом подозвал пристава, который сначала вопросительно поднял брови, но потом подошел. Кэмерон что-то прошептал ему на ухо, после чего пристав отошел к одному из сотрудников суда, который встал и передал судье листок бумаги.
— Секунду, — попросила судья профессора Ворта.