Мера ее вины

Что она натворила? Она рисковала всем. Кэмерон пришел к ней в дом, они занимались сексом на кухонном столе, в самом сердце ее дома, в котором жили ее самые любимые люди. Это было просто настоящим сумасшествием! Захотелось развернуть машину, вернуться домой, вытащить кухонный стол в сад и сжечь. Проблема состояла только в том, что это нисколько не изменит того, что уже было сделано. Зэйн ни в коем случае не должен узнать о том, что произошло. Ей придется вести себя с ним как раньше, чтобы он ничего не заподозрил. Любой неправильный шаг может привести к тому, что она потеряет все, что ей дорого: своего сына, свой дом и свою жизнь.

Лотти была в ужасе от того, что натворила, и была готова отдать все, чтобы вернуть время на месяц назад. Посмотрела на себя в зеркало заднего вида. О боже, как ужасно она выглядит! Тушь на ресницах поплыла. Губная помада размазана. Волосы, которые она утром выпрямляла целых полчаса, стали липкими и маслянистыми от пота. И ей еще надо ехать в суд… Лотти глубоко вздохнула, съехала с обочины и влилась в поток движущихся к центру автомобилей. Она должна закончить роман с Кэмероном. Отныне похоти не может быть никаких оправданий. Сейчас главное — это ее сын. Она была не в состоянии изменить то, что уже сделала, но в ее силах было сделать так, чтобы это больше не повторилось.

Около здания суда ей пришлось пробиваться сквозь толпу демонстрантов, которых с каждым новым днем, кажется, становилось все больше. Лотти появилась в коридоре, ведущем в комнату присяжных, буквально за пару минут до начала заседания суда. Она решила забежать в туалет, чтобы стереть сообщения от Кэмерона, даже не удосужившись ответить на них. Вчера вечером он отправил ей несколько эсэмэсок. Она прочитала их, но проигнорировала. Теперь же стерла и более поздние сообщения, которые даже не открыла, почувствовав себя как-то чище от незнания того, что он думал и писал. Лотти не нужны были дополнительные воспоминания, кроме тех, которые у нее уже были. Она дождалась, когда, судя по звукам, присяжные начали входить в зал суда, позже всех вошла сама, равнодушно улыбнулась Кэмерону и села рядом.

На трибуне для дачи свидетельских показаний уже второй раз за этот процесс стоял профессор Ворт и поправлял галстук перед тем, как дать клятву.

— Спасибо, что смогли прийти еще раз, — поблагодарила его Имоджин Паскал. — За время суда появилась новая информация, и сторона обвинения хотела бы, чтобы вы ее прокомментировали. Вы прочитали записи показаний обвиняемой?

— Да, прочитал, — ответил психиатр, снял очки и протер их. Лотти посмотрела на стеклянный бокс, в котором сидела Мария Блоксхэм, потиравшая, как казалось со стороны, большой красный шрам на ладони левой руки и не обращавшая никакого внимания на свидетеля. — Мой первый комментарий таков: она имела возможность обсудить со мной вопрос самообороны. Если б это ее волновало, то, я думаю, она обязательно это сделала бы. Во-вторых, психология людей, занимающихся членовредительством, — явление довольно сложное. Членовредительством занимаются те, кто хочет привлечь к себе внимание, и именно поэтому такое поведение зачастую наблюдается у девушек-подростков.

Глядя на профессора, Лотти подумала, что, если б она была девочкой-подростком, точно не захотела бы открыть свою душу такому человеку, как профессор Ворт, который производил на нее впечатление самодовольного кретина. Впрочем, Мария находилась совершенно в другой ситуации. Ее обвиняли в покушении на убийство, и в этой ситуации она должна была приводить аргументы в свое оправдание всем, кто был готов ее слушать. Терять ей было совершенно нечего.

— Люди, занимающиеся членовредительством, чаще всего не афишируют свои наклонности и держат свое поведение в секрете от окружающих. Я обратил внимание на то, что миссис Блоксхэм утверждает, что ее муж наблюдал за тем, как она себя режет. Это означает, что он не только был в состоянии смотреть на то, как его жена причиняет себе боль и терпит ее, но и также не предпринимал по этому поводу никаких действий. Более того, подсудимая утверждает, что занималась членовредительством по его настоянию, — однако я не нашел в медицинской истории доктора Блоксхэма каких-либо подтверждений, указывающих на его жестокость и склонность к подавлению других людей. Он не был осужден, у него не имелось приводов в полицию, никто из его предыдущих партнеров на него не жаловался. Не было ничего, кроме восторженных отзывов людей, с которыми он работал.

— А возможно ли, чтобы поведение доктора в социуме и в личной жизни сильно различалось? — поинтересовалась Имоджин Паскал.