— Нет, нет, все замечательно, — поспешно возразила Лотти. — Просто в кафе вошла женщина, которую, как мне кажется, я видела в зале суда. Мне бы не хотелось, чтобы она оказалась журналисткой.
Кэмерон посмотрел на женщину.
— Она не похожа на журналистку, — он улыбнулся. — И я ее не узнаю́. Но в любом случае нам пора идти. Не хочу, чтобы меня ругали за опоздание. Думаю, что нам лучше войти в комнату присяжных по отдельности, чтобы не вызывать подозрений в том, что у нас было свидание.
Опять это слово, подумала Лотти и, стараясь не смотреть Кэмерону в глаза, жестом показала официантке, чтобы та принесла счет.
— Давай я заплачу картой. Не успел утром снять деньги в банкомате, — произнес он, доставая бумажник.
— У меня есть наличные. Нам надо побыстрее уходить отсюда. Я уверена, что видела эту женщину раньше. Боже, из всех кафе в городе она решила в такую рань зайти именно сюда, — пробормотала Лотти, быстро посмотрела на счет и положила на стол бумажку в двадцать фунтов. — Пошли.
Она вышла из кафе первой, Кэмерон последовал за ней. Быстрым шагом Лотти дошла до ближайшего выхода из молла.
— Тебе не кажется странным, что эта женщина решила прийти именно туда, где мы сидели? — бросила она через плечо Кэмерону. — Кто вообще бывает здесь рано утром в будний день?
— Лотти, постой… — Он положил ладонь ей на плечо, и она остановилась. — Не знаю, может, она и появлялась в какой-то момент в суде, но я ее не узнал. Мне, когда я в солнечных очках, все люди кажутся на одно лицо. Но я абсолютно уверен в том, что она за нами не следила.
— Ты в этом совершенно уверен? — переспросила Лотти.
— Да мы ничего плохого не делали! Что она там могла увидеть? Двое присяжных пьют кофе по пути в суд… Если мы не обсуждали детали процесса, то не нарушили никаких правил. Какой смысл волноваться?
Лотти зарделась и не пыталась это скрывать. Она чувствовала, что ведет себя неправильно потому, что утром ей пришлось соврать мужу, почему она едет в город раньше обычного. Более того, она договорилась о сегодняшней встрече во время важного для мужа ужина. Кэмерон не сделал ничего предосудительного, но вот она точно позволила себе лишнее…
— Наверное, у меня какая-то гиперчувствительность после того, как я много выпью. После этого обычно я пару дней прихожу в себя, — произнесла Лотти, качая головой.
— И я наверняка усугубил ситуацию тем, что держал тебя за руку на людях… Прости, ты замужем, и я позволил себе лишнего. Больше подобное не повторится.
— Я не жалуюсь на то, что ты держал меня за руку. Я признательна за то, что ты мне сказал. Но нам пора в суд. — С этими словами она снова двинулась вперед, но уже более размеренным шагом.
— Правда? Значит, я могу сделать это когда-нибудь еще раз? — Кэм рассмеялся.
— Перестань. Не испытывай судьбу. — Лотти рассмеялась в ответ, думая о том, каким приятным было его прикосновение, и о том, что ей не стоит так сильно хотеть, чтобы он прикоснулся снова к ней.
— Да? Ты даже не знаешь, что теряешь, — он улыбнулся. — Я парень такой, мастер на все руки…
— Все, хватит, ни слова больше, — отрезала она, стараясь скрыть улыбку.
— Готов рискнуть тем, чтобы нажить себе неприятности, лишь бы увидеть, как ты смеешься… Ладно, заканчиваю. Пока заканчиваю.
Они трусцой перебежали через дорогу. Лавируя между стоящими в пробке машинами, Лотти пыталась заглушить чувство вины и при этом думала о том, как же здорово снова смеяться. Она уже давно не чувствовала себя такой живой и бодрой, как сейчас.
Глава 13
Мария Блоксхэм посмотрела на свое отражение в зеркале туалета внутри здания суда. Лицо было бледно-зеленого цвета. Помнится, что однажды она покрасила стены своего личного туалета в подвале именно в такой цвет. Причины того, что у нее нездоровый цвет лица, не надо было долго искать. Она перестала регулярно питаться, как делала раньше. Судебные заседания отрицательно сказывались на ее аппетите. Все то, что происходило здесь, явно не способствовало поддержанию цветущего внешнего вида. С каждым днем пресса проявляла все больший интерес к происходящему. Каждое утро ей приходилось пробиваться сквозь толпу собравшихся на ступенях у входа в суд журналистов, которые ежесекундно ее фотографировали. При вспышках фотокамер Мария чувствовала себя как голая. И даже не просто как голая, если уж совсем честно. Ей казалось, что ее насилуют. Репортеры выкрикивали ей вопросы, прекрасно зная, что она не имеет права и не будет на них отвечать.