Мера Любви

— Ох, мессир граф, и натерпелись же мы страху. Женщины всю ночь глаз не смыкали, за вас молились, за ваше выздоровление. Один вы у нас защитник, опора наша, — запричитал Арнуль. — Шуточное ли дело? Вы разболелись, так дядя ваш совсем стыд и совесть потерял, начал крестьян стокепортских баламутить, капитан их разогнал, слава Создателю, так дядя ваш за рыцарей принялся, а они тоже хороши, с тех пор как вам приплохело, они ни единого часа трезвыми не ходили. Целыми днями внизу в зале пьянствуют, в кости играют, божатся да ругаются, подлецы, — Арнуль рассказывая, закатывал глаза, воздевал руки горе и сокрушенно качал головой. — А дядя ваш спьяну обезумел совсем, всякий стыд потерял, покусился на святого человека, на епископа нашего, чуть не учинил над ним насилие, руку на него поднял, это на духовное-то лицо! Но Господь не допустил свершиться мерзкому делу, мы с капитаном вовремя подоспели. Потом дядя ваш еще в женские комнаты лез, буянил, я его с лестницы спустил!

Арнуль выдохнул с чувством выполненного долга. Теперь, после такого рассказа, как он рассчитывал, граф не станет сильно сердиться, если вдруг окажется, что Стив Белка убился вчера на лестнице.

— Поболеть нельзя, — пробурчал в ответ де Бельвар.

— Никак нельзя, ваша правда, все разладилось, все пришло прямо-таки в отчаянное положение, — с готовностью согласился Арнуль.

— Есть хочется, — сказал граф. Арнуль чуть не подпрыгнул от восторга.

— На поправку, значит, дело пошло, ей-ей, душа вы наша, сейчас, все сделаю! — Арнуль засуетился, бросился звать свою жену, отдавать распоряжения, чем накормить ослабевшего графа.

Джованни проснулся оттого, что в графской спальне засуетились люди. В первый момент он ужасно перепугался, подумал, уж не случилось ли самое страшное несчастье, какое только могло ждать его в этой жизни — де Бельвар умер. Джованни подскочил в ужасе на кровати, забыл даже про свои ушибы, прислушался. Никаких воплей и причитаний слышно не было. Он подошел к перегородке, отделявший его спальню от графской, постоял в нерешительности, стискивая руки, несколько раз глубоко вздохнул, решил, что готов принять на себя любой удар судьбы, и вышел в комнату де Бельвара.

Графа усадили в кровати, обложив множеством подушек и пуфиков, Арнуль кормил его с ложки каким-то отваром и вытирал салфеткой губы, де Бельвар ворчал:

— Только с голодухи можно такое есть, ничего лучше нет что ли?

— Вам нельзя сейчас тяжелую пищу принимать, мессир, потерпите малость, — уговаривал его Арнуль.

У Джованни на мгновение потемнело в глазах, он покачнулся, но тут же взял себя в руки. Никогда не слышал он, чтобы от радости падали замертво.

— А, мессир епископ, — обратился к нему Арнуль, — поспали немножко? У нас тут, как видите, все образуется, слава Создателю.

Джованни подошел к кровати.

— Доброе угро, — сказал граф. При этом Арнуль вытирал ему бороду, поэтому вышло довольно умилительно и забавно.

Джованни улыбнулся. Ему очень хотелось броситься де Бельвару на шею, но это, конечно же, было совершенно невозможно. Он уселся в изножий графской кровати, позади Арнуля.

Покончив с едой, граф потребовал к себе Стива Белку. Ждать пришлось долго. Наконец тот явился, сильно хромая, с перебинтованной головой и подвязанной челюстью, все лицо Стива распухло от ушибов, так что он представлял собой весьма плачевное зрелище.

— Бог в помощь, — промямлил он, трогая свою свернутую челюсть.

— Наслышан о твоих подвигах, — сказал граф, и тон его заставил Стива Белку сжаться и потупиться, словно провинившегося ученика, пытающегося избежать неминуемого наказания строгого воспитателя.

— За подстрекательство людей к бунту следовало бы тебя вздернуть немедля, — продолжал граф, — но ладно, какой в том прок? У тебя толку не хватит мне навредить. Еще раз узнаю, что ты чего-нибудь подобное вытворяешь, будешь болтаться на стене, ясно тебе?

Стив пробормотал нечто невразумительное.

— И не надейся на то, что ты мой родственник, это еще хуже. Подлый, неблагодарный! Родственничек, нечего сказать. И вообще, злоупотребил ты моим гостеприимством. Я болею, и ранили меня из-за тебя, между прочим, а ты, значит, решил, что можешь в моем доме самовольничать? Так вот, запомни навсегда, все и вся в этом замке принадлежит мне: и жизнь, и благополучие каждого человека, который здесь находится. Я здесь хозяин и могу делать все, что мне угодно, ты же никто и находишься здесь только по моей милости, я могу приказать тебя повесить, могу вышвырнуть прочь, и если я хоть раз еще услышу, что ты похотствуешь в моем доме, я так и сделаю. Пошел вон, — граф устал от такой длинной тирады, улегся поудобнее на подушках и даже не взглянул на Стива Белку, который помялся еще немного у порога, потрогал свою челюсть, пробурчал: «Ну и трахай их всех сам», — и довольно поспешно ретировался.

Он, верно, еще не успел спуститься по лестнице, как к графу пришел капитан Робер с докладом, что под стены замка вернулись люди стаффордского шерифа и требуют выдать им епископа Силфора. Де Бельвар только выругался, даже не слишком крепко.