Мера Любви

— Но я же не говорил тебе, подонок, чтобы ты мою другую дочку и всю их семью перерезал, — Эрнольд прослезился.

Де Бельвар сделал знак говорить другим осужденным. Из которых один совершенно не владел собственным языком, второй опустился на колени и покаянно поклонился до земли сначала графу и епископу: «Простите меня великодушно, сеньоры мои, бес попутал», — потом повернулся, ерзая по полу, во все стороны и, кланяясь, повторил несколько раз: «Простите меня, люди добрые, бес попутал, не иначе». Третий тоже грохнулся на колени и принялся скулить: «Сжальтесь, Бога ради, сжальтесь, помилуйте! Я больше никогда, клянусь всеми святыми, никогда никого не обижу, помилуйте, я молодой еще, рано мне умирать, сжальтесь!»

Граф знаком приказал поднять разбойника на ноги и просил Арнуля читать дальше. Арнуль вновь развернул свой свиток.

— Слушайте, граф Честерский дарует свое правосудие: бывшего мыловара Гильберта и всех пойманных членов его банды, кроме уже получившего свое, Джона Фиц-Ранульфа, убитого при сопротивлении людям графа Честерского, за непокорствование решению Святого Престола, провозглашенному сеньором епископом Силфорским, за учиненное ими смертоубийство четырех мирных поселян и пятерых несовершеннолетних детей, и за последующие разбойные нападения на свободных людей, проживающих на землях вышеуказанного графа Честерского, приговорить! — тут Арнуль выпрямился и еще более возвысил свой голос. — К смерти через повешение! Да будут они удавлены и высоко вздернуты на поле в виду бурга Силфор! И да будут тела их оставлены там три дня и три ночи, а после того да не найдут они успокоения в освященной земле!

Гильберт даже не дрогнул, остальные приговоренные взвыли от отчаяния, как будто до сих пор не подозревали, что их ожидало.

— Все их имущество конфискуется в пользу графа Честерского, — продолжал Арнуль, без видимого труда перекрикивая причитания осужденных разбойников и их родичей. Молодая женщина, жена просящего о помиловании разбойника, по-видимому беременная, потеряла сознание. Люди графа вынесли ее на воздух. Среди силфорцев не нашлось ни одной сердобольной души, что пожалела бы несчастную.

— Эрнольд Фиц-Фулькон за укрывательство намерений лихого человека Гильберта Фиц-Герарда приговаривается к штрафу в размере четверти всего своего движимого и недвижимого имущества! Да свершится воля графа Честерского незамедлительно! — закончил Арнуль и свернул пергамент.

Де Бельвар поднялся со своего места, а за ним и Джованни. Они первые покинули собор, следом прошествовал довольный собою Арнуль, потом вытащили на площадь осужденных, весь народ хлынул из церкви, люди толкались и пихались, боясь пропустить хоть что-нибудь. Гильберту со товарищи опять связали ноги и погрузили на телегу, Эрнольд должен был следовать за ними пешком, чтобы тоже присутствовать на казни. Толпа бесновалась вокруг, рыцари графа едва сдерживали ее напор, отгоняя слишком ретивых горожан пиками, иначе силфорцы расправились бы, пожалуй, с горе-разбойниками, не дожидаясь приведения в исполнение графского приговора.

К месту казни отправились в таком порядке: впереди де Бельвар и Джованни верхами, за ними свита графа и каноники Святой Марии Силфорской, потом под охраной телега с осужденными, и наконец толпа горожан и поселян, не устававших посылать проклятья бывшему мыловару и соучастникам его преступлений. Прибыв к месту казни, граф, не сходя с коня, приказал своим людям приступать.