Мера Любви

Пребывание де Бельвара и Джованни в Нортгемптоне можно было бы назвать приятным во всех отношениях. Если не считать чуть омрачившей его внезапной встречи с аббатом Бернаром, с которым они буквально столкнулись в один из своих наездов в Геддингтон. При этом дом Бернар поспешил скрыться, что только подтвердило их опасения насчет семян раздора, удачно посеянных королем в сердце завистливого божьего слуги.

ГЛАВА XX О том, как приехал дядя де Бельвара Стефан Фиц-Джон

На обратном пути де Бельвар с Джованни общались уже столь непринужденно, как редко случается и между кровными родственниками. У графа обнаружились недостатки, иногда он вдруг делался весьма рассеянным и, как казалось Джованни, упускал нить беседы, а иной раз долго ехал молча, не проявляя ни малейшего желания заговорить. Джованни настолько осмелел к тому времени, что принялся выговаривать графу по поводу его невнимательности к собеседнику. Де Бельвар согласился без малейшего сопротивления, вовсе не стал спорить, даже наоборот, признал, что не отличается способностью продолжительное время удерживать свое внимание в должном напряжении. На расспросы Джованни, о чем де Бельвар думает, когда молчит, граф отвечал: «Ни о чем». Джованни никак не мог представить себе, как такое может быть.

— Я просто наслаждаюсь моментом, — объяснил граф.

Джованни признался, что он так не умеет, и призадумался о различиях, существующих между ним и его любимым. Результатом этого анализа явилась лекция по греческой медицине.

— Я вычитал как-то, кажется, у Константина Африканского, — объявил графу Джованни, — что люди бывают наделены четырьмя различными темпераментами, согласно определенной пропорции гуморов крови: сангвиническим, холерическим, флегматическим и меланхолическим. Сангвиники и холерики отличаются здоровьем, энергией и веселостью, а флегматики и меланхолики разделяют между собой серьезные недостатки: первые дремотны и ленивы, а вторые — печальны, гневливы и твердолобы. Вы, граф, как мне кажется, принадлежите к числу сангвиников. Этот темперамент соответствует воздуху, Зефиру, ласковому и теплому западному ветру, весне и юности, и почитается наиболее совершенным.

Де Бельвару было весьма приятно узнать, что он обладает самым лучшим темпераментом, хотя ему и показалось, будто Джованни желал ему польстить, и он с улыбкой полюбопытствовал, к какому же темпераменту его весьма пылкий друг относит себя самого.

Джованни покраснел от смущения и удовольствия, он обычно не слишком любил говорить о себе, но с де Бельваром все было иначе:

— Судя по моим недостаткам, я самый настоящий холерик. Это темперамент огненный, горячего и сухого восточного ветра Эвра, лета и зрелого возраста.

Граф посчитал суждение Джованни абсолютно справедливым и поделился с ним своими опасениями насчет столь сильного темперамента:

— Вы, дорогой друг, имеете обыкновение сразу впиваться в какое-нибудь рассуждение всею мощью вашего ума, отдавая любой представшей перед вами проблеме столько энергии, что скоро устаете и раздражаетесь.

Джованни смутился:

— Простите, граф, я, верно, бываю несносен.

— Нет, не бываете, — покачал головой де Бельвар, — мне нравится ваш темперамент. Я только боюсь, что вы так сгорите изнутри. Вы все время бежите своею мыслью, как заяц.

Джованни засмеялся:

— Как мне нравится ваше сравнение. Напомните мне его в следующий раз, когда я начну бежать.

Так, с легкостью разобравшись в причине их несхожести и признав собственные недостатки, они только еще больше прикипели друг к другу. Джованни был буквально зачарован глубокой мудростью и рассудительностью своего любимого де Бельвара. Граф же не уставал с умилением наблюдать за всеми жизненными проявлениями Джованни, все казалось ему прекрасным: открытая душа, добрый нрав, манера говорить, словно плести сложный узор, даже его повадка сидеть, ходить, спать, съехав головой с подушки.

Они оба не могли смириться с тем, что скоро им предстоит разлука, и томились по мере приближения к границам честерского палатината. Наконец, проделав еще едва половину пути, граф предложил Джованни по прибытии погостить в Стокепорте пару дней, посмотреть соколов, кроличьи садки, книги Арнуля, документы епархии, до которых до сих пор так и не дошли руки. Де Бельвар был готов предложить что угодно, лишь бы заманить Джованни к себе в гости. Джованни обрадовался как ребенок.