Мера моря. Пассажи памяти

Папа кладет газету на колени, поднимает глаза и говорит: летом мы поедем в Градо, на море.

Я вне себя от радости: когда?

В июле, говорит отец.

А как?

Что ты имеешь в виду? – спрашивает отец.

На машине, я знаю. Но каким путем?

Папа смеется. Он знает мою одержимость географией. Каким путем – мы обсудим вместе, – говорит он. А ты посмотришь карту.

Недолго думая, я приношу свой атлас и начинаю пальцем нащупывать дорогу. Вот, так, чем сложнее, тем лучше. Поскольку пять перевалов лучше, чем один, мы отправимся в Южный Тироль, оттуда горами во Фриули и дальше в сторону моря. Доломиты, читаю я между делом, кто-то мне рассказывал о Доломитах. Опять обещание в слове.

Маршрут с пятью перевалами недолго остается моей тайной. Папе нужно знать то, что знаю я. И однажды после обеда я кладу ему на колени атлас: вот так, потом сюда, потом сюда и вот в Удине, и дальше, все очень быстро. Быстро, конечно, не получится, смеется он, но мы поедем так. Это ты замечательно придумала.

Я вся в предвкушении. Состояние сумасшедшее, озорное. Мыслями уже не здесь, но еще и не там. Они меняют направление как раскатывающиеся бильярдные шары. Мне часто приходится мигать, тереть голову, чтобы вернуть ее на место.

Тонкая нервная организация, переживает мама. Вечно ты все доводишь до крайности и даже дальше.

Вот приготовлены тетрадь, ручка и маленький коричневый рюкзак. И купальные трусы, и белая шляпа от солнца. Потом я добавляю красные сандалии. Собственно говоря, я уже готова к поездке. Готова-то готова, но, конечно, не окончательно. Нужно еще кое-что. Во второй половине дня в среду, когда в школе нет занятий, мы с мамой на одиннадцатом трамвае едем в «Гассман». Мне нужно купить практичную одежду в дорогу. Это матросская блуза, но не бело-синяя, а темно-красная, в клетку, и к ней короткие штаны в тон, доходящие до середины икры. Покупка совершается быстро, потому что я знаю, что мне нравится. И могу убедить в этом маму. Мы редко спорим, а если и спорим, то недолго. Я стесняюсь в магазине, не хочу препираться с ней по-венгерски. Ругательное «цыгане» звучит у меня в ушах. В нем крики, жестикуляция, несдержанность в манерах. У блузы по вырезу есть проушины, в которые продета желтая тесьма. С ее помощью воротник можно поднять или опустить.

Теперь я, наконец, готова к поездке. Считаю часы, меня лихорадит от нетерпения, как молодую лошадь. А вдруг я сверну себе шею? Таким вопросом я не задаюсь, это неважно, главное, вперед, главное, быстрее, это главное. Я так выматываю себя к дню отъезда, что без сил падаю на сиденье машины и уже через полчаса засыпаю. Глупо так, непростительно.

XXX. Заметки, списки

Машина – лучшая колыбель. Смотреть с заднего сиденья, как мимо проплывает, летит ландшафт, впадать в полудрему под гудение мотора. То, что я вижу, меня не затрагивает, не причиняет боли, вот оно есть – и уже снова нет. Контуры расплываются, а веки все тяжелеют и тяжелеют. Действительность ускользает и, столь же неуловимая, проникает в глубины моего сна. Секунда-другая и голова падает набок или вперед. Убаюканное тело грезит.

Каждый раз одно и то же.

M'ar megint alszik a gyerek, говорит мама, опять ребенок спит. Я слышу это сквозь щели в сознании, как далекий шепот. Или только воображаю, что я это слышу. Главное, остальные здесь и они не спят. Ну да.

Просыпаюсь я стремительно, не так, как впадала в дремоту. Мы стоим, бензоколонка желтая и вонючая. Стоять – хуже всего, колыбельных чар как не бывало. Вещи приближаются. Настырно лезут в окна автомобиля.

Соня. Папа не скажет: сонная тетеря. Я потягиваюсь. Разве я не обещала быть штурманом? Карта лежит рядом со мной, карта. Где мы?

Не могу сориентироваться, пока папин палец не указывает точку. Здесь. Теперь не спать.