Мера отчаяния

В девять часов Брунетти решил, что уже можно позвонить тестю, графу Орацио Фальеру. Он набрал рабочий номер графа, назвал себя, и его сразу же соединили.

— Buon di, Гвидо, — приветствовал его граф. — Che pasticcio, eh?^[19]

Да, они попали в серьезный переплет, даже более того.

— Именно поэтому я и звоню. — Брунетти сделал паузу, но граф молчал, и он продолжил: — Вы что-нибудь слышали? Или, может быть, ваш адвокат что-нибудь узнал? — Он остановился, потом добавил: — Я даже не знаю, занимается ли этим ваш адвокат.

— Нет, пока что нет, — ответил граф. — Я хочу посмотреть, как поведет себя судья. Кроме того, мне неизвестно, что намерена делать Паола. Ты-то хоть имеешь представление?

— Мы обсуждали это вчера вечером, — сказал Брунетти.

И услышал, как тесть шепнул:

— Хорошо.

Брунетти сообщил:

— Она сказала, что заплатит штраф и стоимость ремонта витрины.

— А как насчет остальных обвинений?

— Я не спрашивал. Думаю, того, что она согласилась заплатить штраф и возместить понесенные убытки, уже достаточно. Вероятно, если речь зайдет о компенсации морального ущерба, она согласится и на это.

— Ну что ж, возможно, этого будет достаточно.

Брунетти злила мысль, что они с графом словно объединились в каком-то заговоре, чтобы провести Паолу и манипулировать ею. Какими бы благими ни были их намерения, как бы сильно оба ни верили, что действуют ей во благо, Брунетти не нравилось допущение графа, будто он, Брунетти, собирается обмануть свою жену.

Говорить об этом ему не хотелось, и он сменил тему:

— Я звоню по другому поводу. Расскажите, пожалуйста, что вы знаете о Митри и об адвокате Дзамбино.

— Джулиано?

— Да.

— Дзамбино — человек кристальной честности.

— Он представлял интересы Маноло, — возразил Брунетти. Речь шла о киллере, работавшем на мафию, которого Дзамбино с успехом защищал три года назад.

— Маноло похитили во Франции и привезли в суд в обход закона.

Дело можно было трактовать по-разному: Маноло жил в маленьком городке во Франции, недалеко от границы, и каждую ночь ездил в Монако играть в казино. За столиком для игры в баккара он встретил молодую женщину, она предложила отправиться к ней домой, в Италию, и выпить чего-нибудь. Маноло арестовали, как только они пересекли границу — сама женщина, оказавшаяся полковником карабинеров. Дзамбино с успехом доказал, что его подзащитный стал жертвой полицейской провокации и похищения. Брунетти не стал возражать.

— Он когда-нибудь работал на вас? — задал он следующий вопрос.

— Да, пару раз. Поэтому я знаю, что говорю. А еще слышал от друзей, для которых он проворачивал дела. Он очень хороший адвокат. Чтобы защитить своего клиента, он будет работать день и ночь. И он безукоризненно честен. — Граф долго молчал, словно размышляя, стоит ли делиться с Брунетти следующей информацией, и решился: — В прошлом году ходили слухи, что он решил не обманывать налоговые органы. Мне говорили, будто он оценил свой доход в пятьсот миллионов лир или что-то около того.

— Думаете, он действительно столько заработал?

— Да, — ответил граф тоном, каким обычно повествуют о чудесах.

— И как на это отреагировали другие адвокаты?

— Ну можешь себе представить, Гвидо! Если такой человек, как Дзамбино, объявляет, что зарабатывает пятьсот миллионов лир, а все остальные говорят, будто их доходы составляют двести миллионов лир или даже меньше, они попадают в трудное положение. Могут возникнуть подозрения по поводу правдивости их налоговых деклараций.

— Да, им будет нелегко.

— Конечно! Он… — начал было граф, но, оценив информацию, которой собирался поделиться, передумал. — Насчет Митри, — перевел он разговор. — Думаю, тебе следует заняться им поплотнее. Возможно, там что-то есть.

— «Там» — это вы про туристические агентства?

— Не знаю. Я почти ничего о нем не знаю, кроме того что слышал от других после его смерти. Ну, ты понимаешь… слухи, какие обычно ходят, после того как человек становится жертвой жестокого убийства.

Брунетти понимал. Он слышал подобные пересуды касательно людей, погибавших в перестрелке во время ограбления банка, и об убитых заложниках. В таких случаях всегда возникает вопрос: а почему они, а не кто-то другой, оказались там именно в тот момент и какова их связь с преступниками? Здесь, в Италии, публика никогда не верит очевидному. Всегда, какими бы прозрачными ни были обстоятельства, какой бы невинной ни выглядела жертва, является призрак «лестничного остроумия», и кто-нибудь начинает утверждать, что дыма без огня не бывает: каждый имеет свою цену или урвал свой кусок пирога, что все не так просто, как кажется.

— Что именно вы слышали? — спросил комиссар.

— Ничего особенного. Все старались выразить свое удивление при вести о его смерти. Но в кое-чьих речах чувствовался какой-то подтекст, как будто они знают — или подозревают — об убийстве и жертве больше, чем полиция.

— Кто?