Мера отчаяния

Брунетти из-за утренних событий потерял ощущение времени и, взглянув на часы, с удивлением выяснил, что уже почти два часа дня: с момента ареста Буонавентуры и Санди прошло несколько часов, но он был слишком занят, чтобы это заметить. Он вдруг ощутил острое чувство голода и какой-то легкий звон во всем теле, словно через него пропустили слабый ток.

Его первым движением было отправиться поговорить с вдовой немедленно, но он знал, что ничего хорошего из этого не выйдет, до тех пор пока он чего-нибудь не съест и не уймет дрожь в мышцах. Что это — возраст или стресс? Стоит ли ему тревожиться? Ведь подобные признаки могли быть симптомом какой-нибудь болезни.

— Мне нужно перекусить, — сообщил он Делла Корте, которого слова комиссара почему-то так сильно удивили, что он даже не стал пытаться скрывать это.

— На углу есть бар. Вы можете купить там сэндвич. — Он проводил Брунетти до двери и показал, куда идти, после чего, сказав, что ему надо позвонить в Падую, вернулся в здание.

Брунетти добрался до бара, расположенного на расстоянии полуквартала, и заказал там сэндвич, который ему не понравился, и два стакана минеральной воды — выпив ее, он по-прежнему испытывал жажду. Но дрожь прекратилась, и он стал гораздо лучше чувствовать себя, хотя все еще продолжал испытывать беспокойство, оттого что реакция на утренние события оказалась столь сильной.

Он вернулся в квестуру и там попросил номер мобильного Палмьери. Получив его, он связался с синьориной Элеттрой, велел ей бросить все дела и составить для него список всех телефонных переговоров Палмьери, а также Митри и Буонавентуры (с домашних и рабочих номеров) за последние две недели. Он попросил ее не вешать трубку и осведомился у офицера, с телефона которого звонил, куда увезли тело Палмьери. Тот сообщил, что труп находится в морге местной больницы, и Брунетти распорядился, чтобы синьорина Элеттра передала Риццарди: нужно немедленно послать туда кого-нибудь за образцами тканей. Он хотел, чтобы их сравнили с частицами кожи, найденными под ногтями Митри.

Закончив разговор, комиссар попросил отвести его к синьоре Митри. Брунетти беседовал с ней всего один раз, но интуиция подсказывала ему: ей ничего не известно о смерти мужа, потому он и не искал возможности расспросить ее снова. Тот факт, что она сама явилась в квестуру, заставил его сомневаться в разумности принятого решения.

У дверей его встретил полицейский в форме, он повел комиссара по коридору и остановился у комнаты, расположенной рядом с той, где держали Буонавентуру.

— У него адвокат, — сказал офицер комиссару, указывая на соседнюю дверь. — А женщина здесь, — добавил он.

— Они прибыли вместе? — поинтересовался Брунетти.

— Нет, комиссар. Он приехал вскоре после нее, но они друг друга явно не знают.

Брунетти поблагодарил его и подошел поближе к двери, чтобы понаблюдать за Буонавентурой через стекло, позволявшее смотреть на подозреваемого, оставаясь невидимым. Напротив Буонавентуры сидел какой-то человек, но комиссар мог различить только его голову и плечи. Он перешел к следующей двери и на минуту остановился, разглядывая сидящую внутри женщину.

Его опять поразила ее полнота. На сей раз на ней был шерстяной костюм с узкой прямой юбкой, сшитый без оглядки на моду и стиль. Такие костюмы дамы ее пропорций, возраста и социального статуса носят вот уже несколько десятков лет и, вероятно, проносят еще столько же. Косметики на ней было немного; помада, если она и красила губы, стерлась за день. Щеки у нее были круглые, словно она специально надувала их, корча смешную рожицу ребенку.

Женщина сложила руки на сдвинутых коленях и смотрела в окно, расположенное в верхней части двери. Она выглядела старше, чем во время их предыдущей встречи, но Брунетти не мог объяснить себе почему. Их глаза встретились, и он смутился: у него возникло ощущение, будто она тоже смотрит на него, хотя она видела лишь панель из черного стекла. Она не отвела взгляда, он сделал это первым.

Он открыл дверь и поздоровался, протянув ей руку:

— Добрый день, синьора.

Синьора Митри некоторое время изучала его, деловито, с бесстрастным выражением лица. Она не стала подниматься со стула, но руку пожала — не сказать, чтобы слабо и мягко.

Брунетти сел напротив нее:

— Вы пришли повидаться с братом, синьора?

У нее были детские глаза, в них изобразилось смятение, которое Брунетти счел искренним. Она открыла рот, нервно облизала губы.

— Я хотела спросить его… — начала она, но не смогла закончить фразы.

— О чем, синьора? — поторопил ее Брунетти.

— Я не знаю, стоит ли говорить об этом полицейскому.

— Почему бы нет? — Комиссар немного наклонился к ней.

— Потому что… — произнесла она и замолчала. А потом сказала, словно уже объяснила ему что-то, а он понял: — Мне нужно знать.

— Что вы хотите знать, синьора? — спросил Брунетти.

Она плотно сжала губы и на глазах Брунетти превратилась в беззубую старуху.

— Мне нужно знать, не он ли это сделал, — наконец выдавила из себя она. И, просчитав в голове все возможные варианты, закончила: — Или заказал.

— Вы говорите о смерти мужа, синьора?

Она кивнула.