Мера прощения

– Никто, – он чокнулся рюмкой о мою, – если не считать водки.

– Из-за нее и попал на эту калошу? Насколько я знаю... – я не закончил, вспомнив, что рядом сидит Нина.

– Правильно знаешь... Да, засунули пересидеть небольшой шухер. Прокозлился я на Мальте, в Ла-Валетте. – Он сделал паузу, наверное, решал, рассказывать ли дальше.

Я чокнулся рюмкой о его рюмку, как бы предлагая продолжить, и выпил. Водка была паршивая, с неприятным привкусом то ли барбариса, то ли аниса.

– В ремонте мы там стояли, – продолжил Андрей. – Сам знаешь, суточные – одиннадцать золотых, времени свободного – валом. Ходили постоянно в бар неподалеку от завода, пили «Смирновскую» бутылками. Хозяин в нас души не чаял. Однажды перебрал я малость, и перестала мне его рожа нравиться. Знаешь же, как они лыбятся: вроде бы рад тебе, а от уха до уха написано, что считает тебя свиньей. Ну и врезал я ему промеж ушей. Потом еще раз, но попал в зеркало и руку порезал. А тут полицейские заходят. Бармен им: «Все в порядке, все в порядке!» Они уже собрались уходить, вдруг один заметил, что у меня рука в крови, и начал тыкать дубинкой и смеяться. Я ему тоже тыкнул. Очухался в кутузке. В общем, отправили меня на полгода в отпуск, а потом – сюда с повышением в третьи механики. Ловко, да?

– Угу, – соглашаюсь я.

Только трепаться об этом не стоило бы. Хвастовство сродни мелкому воровству: выгоды получаешь мало, а наказан можешь быть сильно. Еще и презирать будут. Уверен, что о полицейских и бармене он приврал. Наверняка, нажрался и заснул на улице – что с нашими в жарких странах частенько случается, а полицейские подобрали – что они в культурных странах часто делают. Но лучше ведь слыть дебоширом, чем не умеющим пить.

– Это ерунда! Вот со мной раз было! – вмешался в наш разговор начальник рации. Смотрел он на меня без стыдливости, наверное, счел, что ухаживание за Ниной как бы перечеркивает случайно подсмотренное мной. – Стояли мы в Дакаре...

Рассказать Маркони помешали радостные крики: в ресторан пришел капитан. Видимо, только что с судна, потому что трезв и с пустыми руками, вышел отовариться, но теперь до магазинов не доберется.

– И ты здесь? – увидев меня, удивился капитан.

– Разве нельзя? – удивился в свою очередь я.

– Нет, почему, можно... – пролепетал он. Выпив водки из подсунутой кем-то рюмки, осмелел и, пригладив вихры, сообщил: – Все время путаю. Мне показалось, что ты на судне, коробки твои там носили. Или ты приходил, а потом ушел?.. А-а... – дошло до него, наконец. – Ну, я тебе скажу!..

Сказал он лишь после того, как выпил еще рюмку.

– Всегда кого-нибудь с кем-нибудь путаю. В том рейсе путал второго помощника с третьим помощником, а в этом – с третьим механиком или с тобой.

– Бывает, – произнес я. Чего только спьяну не померещится. – Нас там из порта не выгонят?

– Нет, часа четыре еще будем бункероваться. Я сказал стармеху, чтоб не спешил.

Попробовал бы не сказать! Собутыльники окружили бы его презрением как труса, что для капитана страшнее выговора от начальника пароходства. Выговор влепят, а потом снимут, а с собутыльниками еще пить и пить. И все-таки ему боязно, поэтому хорохорится, поэтому и старается показать себя бесшабашным рубахой-парнем. Еще бы рванул эту рубаху на груди и крикнул: «Плюньте в душу: без моря жить не могу!» Я бы плюнул. Но вместо этой фразы капитан произносит другую, и не надрывно, а с жадностью:

– Наливай, что ли, Андрей?

Третий механик оторвал глаза от рюмки, посмотрел на капитана, как кот на дохлую мышь, и чуть придвинул к Сергею Николаевичу бутылку. Маркони поспешил налить из нее капитану. Его поспешность сгладила пренебрежительность Андрея. Впрочем, капитан не обиделся. Как и большинство алкоголиков, он давно распрощался с излишествами типа гордости.

25

С Раей мы помирились, когда судно вышло из Малаккского пролива в Индийский океан. В проливе мне было не до нее: во-первых, вахты стоял, во-вторых, водку пил. Пьянствовала вся команда и со страшной силой, будто завтра война. Даже доктор один раз так наклюкался, что передавил в своей каюте тараканов. Раньше он их выносил в коридор и выпускал, за что доктору дали кличку Пацифист. Налегал лже-Пацифист в основном на спирт, не обращая внимания на мои предупреждения. В прошлом году судно нашего пароходства стояло в Индии, экипаж набрал там дешевого спирта, и в итоге шестнадцать человек завернули ласты, а двое ослепли. Доктор внимательно слушал меня, чуть раздвигая припухшие веки, и кривился так, будто жует гвозди, отчего в лице появилась зацепка, с помощью которой можно было вывернуть наизнанку его душу и увидеть там желание – послать подальше меня и мои советы. Да пусть зальется! Русский или пьет, или ругает начальство. Так пусть лучше начальство, то есть я, живет спокойно.