Мера прощения

Перед входом в канал надо принять на борт две шлюпки с двумя гребцами в каждой, чтобы в случае аварии они завезли на берег швартовые концы. Эти гребцы отличаются повышенной склонностью к воровству, а особой их симпатией пользуются бронзовые пробки, которыми закручиваются трубки, ведущие в двойное дно теплохода. Матросы закручивают пробки вдвоем с помощью специального инструмента, а босой араб потопчется на ней минут пять, ни разу не наклонившись, отойдет – и пробки нет, говорят, выкручивают пятками – но какие же пятки надо иметь?!

– Янки правильно поступают, – сообщает боцман. – Очертят мелом круг на палубе, поставят негра с дубинкой, и если араб переступит черту – негр дубинкой его!

К сожалению, мы не янки, мы строители коммунизма. За что нас и презирают все. Как-то стояли мы в Александрии. Провернул я с арабом небольшую торговую операцию и, когда обмывали ее, спросил, почему они любят американцев, которые их за людей не считают, и плюют на нас, которые братья всем угнетенным и обездоленным.

– Американец в морду даст и доллар даст, а вы... – Араб пренебрежительно махнул рукой.

Он прав: плюнет тебе обездоленный брат в левый глаз (а они частенько это делают) – подставь правый, иначе за границу больше не попадешь. Как-то, в бытность мою четвертым помощником, выгружали мы в одном африканском порту бронетранспортеры и боевые машины пехоты. Договорился я с маклаком загнать ему предметы ихней роскоши – одеколон, зубную пасту, мыло. Зашли мы за надстройку, чтоб с причала никто не видел. О цене договорились днем раньше, поэтому показываю я маклаку пакет с товаром и требую деньги. А маклак мнется: денег не дает, но и от сделки не отказывается. Чую я, не так что-то. Оборачиваюсь – а ко мне сзади полицейский подкрадывается. Я моментально высыпаю содержимое пакета за борт. Как они – маклак и полицейский – взвыли! Можно было подумать, что я их грудных сыновей утопил. Пока они любовались кругами на воде, я убежал в рубку. Там сидел приемщик груза, капитан местных танковых войск, окончивший училище на Украине. По-русски он хорошо понимал. Мы с ним пару раз поболтали за бутылкой и прониклись взаимной симпатией. Я ему и пожаловался, как маклак и полицейский хотели кинуть меня. Капитан вышел на крыло, крикнул что-то часовому, охранявшему выгруженную технику, показал на Маклака, сошедшего с судна. Часовой подбежал к мошеннику и как врежет ему в голову прикладом автомата. Маклак час валялся на причале в луже собственной крови, облепленный мухами, потом переполз в тень под навес из пальмовых листьев, провалялся там до ночи, очухиваясь, и пошкандыбал домой. Через два дня он пришел ко мне с деньгами и забрал товар не торгуясь.

На крыло вышел Сергей Николаевич. Он уже третий день празднует Седьмое Ноября, и вихры на его макушке поникли, как трава под знойным солнцем.

– Душно. К шторму, наверное, – сказал капитан. От него шел противный запашище, как от тряпки, которой вытирают пивную стойку.

– Чайки садятся на воду – жди хорошую погоду, – вспомнил я флотскую примету и кивнул на покачивавшихся на волнах серо-белых птиц. – Это у вас в животе штормит.

– Да, – согласился капитан то ли с приметой, то ли с намеком на его пьянство.

– Пойду я на бак, – брезгливо посмотрев на капитана, сказал боцман. – В подшкиперской буду.

Сергей Николаевич проводил его обиженным взглядом и пожаловался мне:

– Странный он какой-то. И не пьет. Нормальные люди все пьют.

– И чем больше пьют, тем нормальнее? – спросил я серьезно.

Капитан обиженно глянул и на меня и пошел к четвертому помощнику, наверное, жаловаться на нас с боцманом. Есть такая категория людей – мальчики для битья. Вроде бы все у них в порядке, по службе двигаются, хоть и медленно, но уверенно, а вот счастливыми их не назовешь. Постоянно бьют их все, кому не лень. Я раньше думал, что виноваты неленивые, которые любят нападать на слабых, а потом догадался, что грешны сами мальчики, потому что хватают куски, которые не могут проглотить. Вот и колотят их – кто по спине, помогая отрыгнуть застрявшее, кто по рукам, чтоб больше не хватали. Останься Сергей Николаевич третьим помощником, был бы на своем месте и счастливым, никто бы его не трогал, так нет, считает себя самым умным и хитрым – и получает пинки со всех сторон.

Вскоре по рации передали приказ сниматься с якоря. На подходе к каналу приняли на борт лоцмана и шлюпки с гребцами. Гребцы сразу же расстелили на палубе у третьего трюма коврики, на которых разложили товары на обмен: знают, что советским морякам валюту дают только в портах. Обычно предлагают дешевые шмотки, а взамен просят болгарские сигареты, шарикоподшипники, цветные металлы. Матросы из авральной команды уже «обходят ряды».

Заметив мой интерес к «базару», Гусев сообщил:

– В прошлом рейсе помполит весь канал торчал здесь, следил в бинокль, кто и что покупает.

– Проще было бы пойти к артельщику и узнать, кто и сколько блоков сигарет взял, – поделился я опытом.

– Он потом так и сделал, какая-то падла подсказала.