Мераб Мамардашвили: топология мысли

В действительности, помечает М. К., мы тем самым обсуждаем проблему существования, и прежде всего существования нас самих. Это существование я понимаю актом принятия, всматривания, а не выяснения причин (откуда?). Чтобы встретиться с чем-то, кем-то, чтобы увидеть лицо другого, я всматриваюсь в него, а не выясняю причину, откуда оно? Если мы хорошо разглядим лицо как целое, то мне понятно и все остальное. Не откуда ты, а кто ты? М. К., не называя, приводит пример феноменологической редукции, принцип всматривания. А это значит, что вопрос о существовании – не технологический вопрос и не вопрос причин, а вопрос места, вопрос – кто ты и где ты? Не откуда ты, а кто ты и что ты есть? На этот вопрос отвечаешь полной артикуляцией. Если же не доделываешь её до конца, то кормишься объедками, сам оставаясь всегда полусуществом, с полупереживаниями, а тогда меня и нет, я не существую, и нет мира, он не существует, поскольку акт явленности не совершается [ПТП 2014: 787].

Поэтому Гамлет существует, хотя вроде бы и не действует, а Лаэрт, реактивное существо, не существует, хотя и действует.

Поэтому базовой темой М. Пруста, уточняет М. К., является «тема оправдания мира и поэтического приятия мира как он есть, имея в виду, что он есть» [ПТП 2014: 788]. Жизнь в её естественных процессах и стихиях, разумеется, не совершенна и не может быть совершенной. Мы в реактивных реакциях и в силу собственной лености и слабости постоянно отодвигаем совершение полной артикуляции, отодвигаем всё на завтра. На послезавтра… А потому и не существуем. А шанс только один. Сделать себя существующим, реальным, через явление мира можно только в этой жизни. Совершенство мира обретается только в этой жизни, не после, не где-то там, не завтра, а здесь, посредством органа жизни, посредством полной артикуляции, то есть, «артикуляция есть то, что в самой жизни восполняет и исправляет жизнь» [ПТП 2014: 788].

Поэт являет мир (философа М. К. называет не часто, но имеет в виду, просто у поэта более выражены эти средства артикуляции, мы это выше обсуждали), причем в его концентрированном виде. Через мир поэта является мир, и мы начинаем видеть мир глазами поэта. Мир становится для нас реальным, сверхреальным, в нём мы живы, начинаем жить, чувствовать, мыслить, любить, посредством произведения или opera operans, производящее произведение.

В этом есть и трагизм, потому что жизни никогда не хватает, в трагическом мире вообще «нечто есть только ценой усилия и держания этим усилием мысли, времени». И нечто есть, если есть «орган жизни, артикуляция, если есть дух, то есть если ты потрудился» [ПТП 2014: 789].

Поэтому и место своё нельзя менять произвольно. Это драма – ты, твоё живое тело, находишься там, где ты явился. Иного нет. Ты можешь чертыхаться, как Пушкин, М. К. вспоминает его фразу – «чорт догадал меня родиться в России с душою и с талантом!» (письмо жене 18 мая 1836 г.) [Пушкин 1986: 81].

То же самое М. К. применяет и к себе – вот ведь дёрнул меня чёрт родиться именно здесь, в этой стране («в общем, конечно, трудно представить себе нечто более уродливое!») [ПТП 2014: 792].

Но М. К. признаёт, что это то, что уготовано, и если начнёшь искусственно произвольно менять место (например, уехать в Париж из душной и затхлой, «паршивой» Москвы 80-х годов!), то тут же ты себя накажешь. Наверное, М. К. и хотел бы родиться во Франции, на родине любимых Пруста и Декарта, там его друзья, любимая культура, французский язык… Но просто так взять и переместить своё живое тело туда – значит искусственно отказаться от своего же пути страдания в пользу поиска душевного комфорта, а не испытания: «нельзя произвольно выбрать место, поскольку мы можем идти только из того места, которое уже занято нашим живым телом» [ПТП 2014: 792]. Потому что надо понимать, «что ни за что в жизни я не хотел бы расстаться с тем уникальным путем, которым я шел. Если пошел…» [ПТП 2014: 792].

Онтологический закон

Да, если пошёл. М. К. формулирует еще раз свой «онтологический закон». Ведь если жизнь не откладывается на потом, на завтра, если ответ придётся давать в этой жизни, то вопросы «Когда же наступит Царствие Небесное?», «Когда же придет настоящий день?», оказывается, не имеют смысла. Во-первых, настоящий день не придёт сам по себе. Во-вторых, ждать не надо. В-третьих, ответ придётся давать самому и в этой жизни, не завтра. А Божий суд происходит в каждый данный момент, и будущее – не впереди нас, а в настоящем, то есть в том, что и как мы делаем сейчас.