Мерецков. Мерцающий луч славы

Стельмах тут же вышел на связь с Гусевым и отдал приказ.

— С ходу рубите фашистов, старайтесь расширить коридор! Ты понял, Гусев? Тогда действуй!..

Следом за кавалеристами ринулись в прорыв войска 2-й ударной армии. За неделю боев они углубились в расположение врага на 40 километров, перерезав железную дорогу Ленинград — Новгород. Но едва генерал Гусев повернул кавалерийские дивизии на Любань, как немцы оказали упорное сопротивление. Он тут же позвонил в штаб фронта.

— Что у тебя, Николай Иванович? — Мерецков слышал, как тяжело и нервно дышал генерал. — Ты ранен?

— Нет, товарищ комфронтом, — басовито ответил Гусев. — Немцы, как кроты, зарылись в землю, никак не можем их выкурить. Пришлось занять круговую оборону.

— Ну, спасибо, Николай Иванович! — мрачно ответил Мерецков. — Но ты, дружище, носа не вешай, держись! Пошлём тебе подкрепление.

Тяжёлое положение сложилось и в полосе наступления 2-й ударной армии, о чём генерал Клыков информировал Мерецкова, и это огорчило Кирилла Афанасьевича. Армия завязла в лесах и болотах, ей тоже была нужна помощь. Комфронтом решил выехать в штаб армии, но прежде позвонил, чтобы командарм был на месте. Ему ответил начальник штаба: у генерала Клыкова случился сердечный приступ.

— Он лежит в соседней комнате, я сейчас передам ему трубку…

— Не надо, — резко оборвал начальника штаба Мерецков. — Через час я буду у вас.

Мерецков подумал о том, что генерала Клыкова необходимо кем-то заменить, он часто болеет, а дело от этого страдает. «Вернусь от него и переговорю со Ставкой», — ре шил Кирилл Афанасьевич, надевая полушубок.

Вездеход прытко бежал по просёлочной дороге, разбрасывая по обе стороны шапки снега. Сугробы он подминал под себя стальными траками, казалось, снегу не будет конца. Вдали показалась чёрная точка. Что это? Подошли ближе. В снегу застряло орудие, вокруг суетились бойцы и никак не могли вытащить его из снега. Вездеход остановился, и Мерецков выпрыгнул на дорогу.

— Кто такие? — спросил он полного, как бочонок, сержанта в сером полушубке. — Докладывайте, сержант, и командующий фронтом.

Бойцы были из 4-й армии, перебрасывали орудия на другой рубеж, все ушли далеко вперёд, а они возятся со своим орудием.

— Наши лошадки угодили в яму и никак не могут выбраться, а тут ещё орудие, — пояснил сержант. Лицо его от сильного мороза покраснело, из-под шапки-ушанки выбился рыжий чуб. — Разрешите воспользоваться вашим вездеходом?

— Давай, сынок, вытащи эту пушку! — кивнул своему водителю Мерецков. — Да поживее, я тороплюсь.

Вездеход загудел, трос натянулся, как стальная пружина. Рывок — и орудие вытащили из ямы.

— Твоя пушка, сержант, свободна! — улыбнулся Кирилл Афанасьевич. — Тащи её на боевую позицию. А лошадки что-то приуныли. Ты их кормил?

— Вчера вечером давал им кукурузные кочаны, а вот сегодня с утра покормить их не удалось: в дороге во время передислокации мы попали под бомбёжку и растеряли запасы овса. Поначалу моё орудие тащили три лошади, потом одну угробил осколок. Насмерть! — Боясь, что командующий накажет его, сержант тут же заверил, что до боевой позиции уже недалеко, за час доберутся и там он сытно накормит лошадей. Сержант сказал, что до войны у него в деревне Назарьево были лучшие рысаки во всём Зарайском районе, а уж с этими двумя лошадками гнедой масти он управится. Мерецков насторожился, слушая его.

— Ты из деревни Назарьево? — переспросил Кирилл Афанасьевич.

— Истина, товарищ командующий! — В глазах сержанта вспыхнули искорки, словно они загорелись изнутри. — Милая моему сердцу деревушка.

— И мне эта деревушка мила, — сказал Мерецков. — Я в ней родился и вырос, сержант. Как твоя фамилия?

— Из семьи Нестеровых, может, слыхали? Мой дед Егор Нестеров первым в уезде поднял красный флаг над домом купца, когда свершилась революция, а батя мой награду — серебряные часы — из рук Семёна Будённого принял, когда в девятнадцатом году громил под Ростовом деникинцев.

— Значит, ты мой земляк? — Мерецков подошёл к сержанту ближе и крепко пожал ему руку. — Сражайся с немчурой, как твой батя, сынок! Мы с тобой ещё встретимся.

В штаб 2-й ударной армии Мерецков приехал под вечер. Пурга утихла, но снега намело по самое колено. Кирилла Афанасьевича встретил сам генерал Клыков. Был он среднего роста, крепкий в плечах, в его тёмно-голубых глазах таилась грусть. Он вскинул руку к шапке-ушанке, хотел было отдать рапорт, но Мерецков прервал его жестом.

— Садись, пожалуйста! — Сам сел рядом. — Болеешь?

— Что-то мотор у меня забарахлил, пришлось немного полежать. — Клыков натужно улыбнулся. — Ночью приступ случился, теперь уже легче. — Помолчав, добавил: — Зарылся немец в землю, и никак его не опрокинуть. Мне бы штук сто танков, и я бы смял вражью оборону.

— Ишь чего захотел, — угрюмо произнёс Мерецков. — Сто танков… Ставка и половину этого не может нам дать. Москву надо отстоять. — Кирилл Афанасьевич бегло взглянул на карту, когда оба подошли к столу. — Я бы желал проехать с тобой на правый фланг армии, а потом заглянуть к конникам генерала Гусева. Как ты, сможешь?..

8