Мерецков. Мерцающий луч славы

— Я, товарищ командующий, ещё до этой встречи обговорил с Арсением Григорьевичем все узловые моменты взаимодействия моих войск с флотом. У нас с адмиралом будет прямая связь, и, если ситуация осложнится, мы вмиг найдём нужное решение.

Головко улыбнулся.

— Иначе и быть не может. Я же казак, а слово казака, если даже он адмирал и не носит казачью форму, — кремень!

Провожая моряков, Кирилл Афанасьевич строго-настрого предупредил, чтобы они точно и чётко следовали замыслу операции.

— По-другому поступить мы не можем! — заверил его член Военного совета адмирал Николаев.

И всё же в ходе боевых действий адмирал Головко «нарушил» указания командующего фронтом. Случилось это утром 10 октября в разгар сражения. Из Москвы поступила срочная телеграмма. Головко прочёл: «Нарком ВМФ считает весьма желательным участие флота в занятии нашей будущей военно-морской базы и крупнейшего населённого пункта на Севере Петсамо. Адмирал Алафузов». Как позже выяснилось, начальник Главного морского штаба не случайно употребил не совсем приказное выражение, ибо Северный флот в оперативном отношении подчинялся Карельскому фронту, потому-то нарком ВМФ адмирал Кузнецов счёл нужным дать комфлотом совет, а не приказание. А Головко стало ясно, что нарком ВМФ подчёркивает его идею высадить морской десант в Линахамари с целью скорейшего захвата Петсамо. Не теряя времени, он вышел на прямую связь с Мерецковым и, когда услышал его басовитый голос в трубке, доложил о десанте в Линахамари.

— Так это здорово! — воскликнул комфронтом. — Действуй, морской казак! Только берите в десант добровольцев, это будет надёжнее.

— У меня, товарищ генерал армии, почти все добровольцы! — гулко отозвался адмирал Головко.

3 октября, совершив переход на оленях, а затем и на лыжах, Мерецков переселился в тундру, поближе к войскам. Сюда же перешло Полевое управление фронта. Вместе с членом Военного совета Штыковым Мерецков побывал в 131-м стрелковом корпусе, которому предстояло вести бои на главном направлении; в корпус входили две стрелковые дивизии — 10-я гвардейская и 14-я, осенью сорок первого года они преградили путь немецким войскам на Мурманск, и Кирилл Афанасьевич возлагал на них большие надежды. Мерецков и Штыков побывали в этих дивизиях, поговорили с бойцами «по душам».

В приподнятом настроении вернулся Мерецков в Полевое управление фронта. В это время ему позвонил начальник разведки фронта и доложил, что нашим бойцам в районе Петсамо сдался в плен немецкий офицер.

— Ну и что? — съязвил Кирилл Афанасьевич. — Сейчас немцы уже не те, что были в сорок первом, потому и сдаются в плен пачками. Боевой пыл у них поугас. Разберись сам с этим офицером.

— Не могу, товарищ командующий! — прогремело в трубке.

— Почему? — сурово спросил Мерецков.

— Пленный просит доставить его лично к вам, — пояснил начальник разведки фронта. — Он назвал вашу фамилию, имя, отчество. Говорит, у него для вас есть ценные сведения.

— Даже так? — усмехнулся в трубку Кирилл Афанасьевич. — Тогда привози его ко мне. Посмотрим, что это за птица.

Солдат-автоматчик ввёл в штаб пленного офицера. Это был мужчина сорока пяти лет, с широким лбом, шрамом над правой бровью и настороженными глазами. Мерецков попросил своего адъютанта привести переводчика, но немец вдруг улыбнулся и сказал на чистом русском языке:

— Не надо, господин командующий, я свободно говорю по-русски.

— Да? — Мерецков свёл брови. — Мне доложили, что вы офицер, но почему на вас форма рядового немецкого солдата?

— Для маскировки, — объяснил пленный. — Так мне было легче добраться до ваших бойцов, и я счастлив, что оказался среди вас.

Начальник разведки вручил Мерецкову небольшой свёрток.

— Это пленный принёс вам.

В свёртке была немецкая карта с нанесёнными на неё обозначениями на немецком языке.

— Что это? — Мерецков взглянул на пленного.

— Схема немецких оборонительных укреплений Петсамо и Киркенеса, — пояснил пленный. — Я хочу помочь вам сокрушить немецкие рубежи без большой крови.

Мерецков в упор посмотрел на пленного. Что-то до боли знакомое почудилось ему в этом землистого цвета лице со шрамом над бровью. Широкий лоб, зелёные большие глаза… Где же он видел это лицо и когда? Пленный, однако, не спускал с него глаз и насмешливо улыбнулся.

— Кто вы? — спросил Мерецков. — Вы немец?

— Нет! — качнул головой пленный. — Я русский!

— Русский? — Мерецков зачем-то встал, прошёлся вдоль стола, снова сел. — А почему воевали против своих же, русских?

Лицо пленного помрачнело.

— Так сложились обстоятельства… — Он произнёс эти слова твёрдо, словно заранее их отрепетировал, но глаз в сторону не отвёл, смотрел на генерала армии прямо, не мигая. — Раньше я был молод, неопытен, мне хотелось сделать что-то особенное…

— И вы перебежали в стан врагов, — прервал его генерал Штыков.

Пленный повернулся к нему, глаза у него блеснули.