Мерецков. Мерцающий луч славы

— Есть… — Татьяна отчего-то зарделась. — Папа пишет, что на вокзал к поезду вас отвезёт его помощник, студент-хирург Альберт Кречет. Игорь Денисович не хотел, чтобы вы дали большую нагрузку больной ноге. Альберт вас отвёз? — Её щёки стали пунцовыми.

«Что с ней? — недоумевал Кирилл Афанасьевич. — Неужели она так стесняется меня, что её бросает в краску?»

— А вообще-то Альберт странный парень, — усмехнулась Татьяна.

— В каком смысле? — не понял её Мерецков.

Она отреагировала сразу, заметив, что Кречет учится на последнем курсе, практикуется у её отца. Когда делал с ним первую операцию, то едва не потерял сознание, увидев бойца, раненного в живот. Кровь, громкие стоны, крики от сильной боли… Она тогда подумала: зачем Альберт пошёл учиться на врача, если при виде крови ему становится плохо?

— Вы наивны, Татьяна, — усмехнулся Кирилл Афанасьевич. — Я на фронте увидел бойца, раненного в грудь, и мне тоже стало не по себе. Затошнило… А потом всё прошло. Так, наверное, случается едва ли не с каждым. Теперь, видимо, Альберт уже привык? Ваш отец сказал, что, когда он делал мне операцию на ноге, ему ассистировал Альберт. Мне нравится этот парень.

Наступила пауза. Кажется, хозяйка о чём-то задумалась.

— Обо мне вам больше ничего не написал ваш отец? — спросил Мерецков.

— Нет. А что должно быть?

«Странно. Передал для дочери кольцо с бриллиантом и далее не предупредил её», — подумал Мерецков. Он вынул из бокового кармана шинели свёрточек и развернул его.

— Вот эту чудесную вещь он просил передать вам!

Лицо хозяйки засияло, казалось, она схватит кольцо с ладони Мерецкова, но Татьяна не торопясь, осторожно взяла его, словно боялась, что оно разобьётся, и стала разглядывать.

— Правда, стоящая вещь?

— Целое состояние! — воскликнул Кирилл Афанасьевич.

— Это чудо носила моя мама, но её уже нет, и папа решил передать кольцо с бриллиантом мне. Я буду его беречь как память о маме.

Потом они ели бутерброды с колбасой из конины и пили горячий чай. Кирилл Афанасьевич спросил, работает ли она.

— Я стоматолог, — весело произнесла Татьяна. — Мне двадцать три года, я не замужем. Что вас ещё интересует? — Она засмеялась, блестя белыми как снег зубами. — На кусок хлеба я всегда себе заработаю. На фабрике «Красный Октябрь» есть медпункт, и в нём лечу рабочим зубы. Если вдруг заболеете — приходите! Кстати, вы женаты?

— Нет, но невеста у меня есть, Дуняшей зовут. — Кирилл Афанасьевич слегка зарделся. — Вот кончится война, и я женюсь…

Приехал он в деревню Назарьево, где жили родные, под вечер. Осень в этих краях выдалась хмурой и дождливой. Но в этот день небо было чистым, ярко-голубым, слегка припекало солнце. Уже когда Мерецков подходил к дому, оранжевый диск наполовину опустился за горизонт. Лес вдали вмиг почернел, а берёзы вдоль опушки, заросшей кустами можжевельника, потускнели, как будто им стало грустно, что вот-вот наступит тёмная ночь.

Мать Кирилл Афанасьевич увидел ещё издали. Во дворе она вилами брала из копны сено для коровы. Он заложил в рот четыре пальца, как не раз делал в детстве, и резко свистнул. Мать поглядела в его сторону, бросила вилы и метнулась к нему навстречу. Уткнулась головой ему в грудь и, плача, запричитала:

— Наконец-то мой сыночек дома, живой и невредимый! Уж так я по тебе, Кирюша, тосковала, так грустила, что порой не могла сдержать слёз. А ты? — Она взглянула ему в лицо. — За всё время прислал одно письмо! Чёрствость тебя одолела, что ли?

Кирилл Афанасьевич поцеловал её в шершавую щёку, своим платком вытер ей слёзы и, улыбаясь, произнёс:

— Думаешь, мне легко было там без тебя? А когда лежал в госпитале после ранения, едва ли не каждый день видел тебя во сне.

— Тебя всё же ужалила пуля? — встрепенулась мать.

— Было такое, но прошло. Ладно, пойдём в дом.

Дверь отворилась, и в комнату вошёл Афанасий Павлович.

— Сынок, ты ли? — воскликнул он, обнимая и целуя сыпи. — Вот не знает Дуняша, не то в один миг прикатила бы пода! Я только что у её родных гостил. Хорошие они люди, Кирилл, тоже, как и мы, не из богатых. А Дуня просто чудная. Нашла где-то твою фотокарточку, увеличила её у какого-то немца-фотографа и поставила в своей комнате на комод. И всё тобой любуется! — Отец разделся и присел к столу. — Рассказывай, как на фронте беляков рубал…

5

— К вам можно, товарищ?

Услышав чей-то голос, Мерецков обернулся. К нему подходил Вацетис[9]. Ещё недавно он был Главнокомандующим Вооружёнными силами Советской Республики, а теперь преподавал в Академии Генерального штаба. На днях Вацетис встречался со слушателями, побывавшими на разных фронтах, и рассказал им о том, как в июле 1918 года, будучи одним из военных руководителей, он участвовал в ликвидации мятежа левых эсеров в Москве.

— Я Вацетис, — представился Иоаким Иоакимович, здороваясь с Мерецковым за руку.

Мерецков улыбнулся.

— Я вас знаю, на прошлой неделе вы беседовали со слушателями академии, и я был среди них.

— Да? — Вацетис качнул головой. — У меня к вам просьба. У начальника академии Андрея Евгеньевича Снесарёва я забыл на столе свою записную книжку. Принесите, пожалуйста, её мне!

— Слушаюсь!