Мерецков. Мерцающий луч славы

— Смог бы, но у меня нет хирургических инструментов. Вот ежели попробовать извлечь пулю другим способом… — Фельдшер замялся, пощипывая бородку. — Но я боюсь, что боли ты не вынесешь…

— Делай что надо, кричать от боли не стану, — хрипя, молвил Кирилл Афанасьевич.

Фельдшер прокалил на огне стальной крючок, на который обычно ловят щук, попросил бойцов покрепче прижать больного к топчану, чтобы не дёргался от боли во время операции, глубоко вонзил крючок в воспалившуюся рану и рывком извлёк пулю.

— Вот она, стерва, возьми её себе на память! — улыбнулся фельдшер. — А ты мужик крепкий, я ждал, что станешь орать во всю глотку, а ты даже не пикнул. Сейчас перевяжу тебя, ты поспишь, а там видно будет, что делать дальше. Но, ежели желаешь сохранить ногу, надо тебя срочно отправить в госпиталь.

Фельдшер наложил свежую повязку, и боль немного утихла. Мерецков вскоре уснул. К утру рана вновь воспалилась, появилась острая боль. В девятом часу его навестил Степинь.

— Что же ты, Кирилл Мерецков, подставил себя вражьей пуле? — добродушно улыбнулся он, тепло пожимая ему руку.

Мерецков с трудом поднялся с топчана.

— Товарищ начдив, — начал было он, но гость мягко прервал его:

— Я не начдив, а командующий 9-й армией! — В его голосе, однако, не было суровости или обиды, он даже улыбался.

— Рад я до слёз, — выдавил из себя Кирилл Афанасьевич. — Вы достойны быть командармом!

— Знаешь, Мерецков, мне не хочется тебя терять, а тем более видеть инвалидом. — Степинь подозвал своего адъютанта. — Срочно сажай его в мою машину и в госпиталь. Возьми с собой охрану: в степи всё ещё попадаются казачьи разъезды.

Степинь нагнулся к Мерецкову и поцеловал его в щёку.

— Сделают тебе операцию и будешь свежим, как огурчик! Ну, прощай, слушатель Генерального штаба. Мы ещё с тобой увидимся. Человек ты надёжный, а таких я уважаю!..

(В 9-ю армию Кирилл Афанасьевич больше не вернулся. Находясь на лечении, он узнал, что за разгром белоказаков под Екатерининской его 14-ю стрелковую дивизию наградили орденом Красного Знамени и вручал его комиссару дивизии перед строем бойцов М. И. Калинин. — А. 3.).

Машина командующего вихрем неслась по ночной степи, выхватывая фарами кусты можжевельника, росшего по обочинам дороги. Вот она въехала в город и вскоре замерла у подъезда военного госпиталя. Было два часа ночи. Адъютант вылез из машины и поспешил в приёмный покой. Сидевшие за столом дежурный врач и медсестра вскочили со своих мест. Не обращая внимания на их испуганные лица, адъютант громко объявил:

— У меня в машине умирает комиссар, ему нужна ваша помощь!

Мерецков потерял сознание, когда машина уже подъезжала к госпиталю, и очнулся, когда его внесли в палату.

— Где я, что со мной и кто вы такие? — подал он голос, глядя на людей в белых халатах.

— Мы ваши друзья, так что не волнуйтесь, — успокоил его хирург Игорь Денисович Костюк. — А находитесь вы в военном госпитале Ростова…

Когда хирург снял повязку с голени, он увидел, что вокруг раны уже проступили чёрные пятна: похоже, ткань стала отмирать. Костюк распорядился, чтобы санитары немедленно отнесли раненого в операционную.

После тяжёлой операции Мерецков трое суток лежал в реанимационном отделении, а на четвёртые сутки его перевели в палату.

— Нога болит? — спросил Игорь Денисович.

— Маленько ноет, а боли как таковой не ощущаю.

— Далее не верится… — обронил хирург.

— Что? — не понял Мерецков.

— Это я о своём деле, — смутился Игорь Денисович.

Находясь в госпитале, Мерецков подружился со своим лечащим врачом, узнал его ближе. Костюк был из бывших царских офицеров. Невысокого роста, с куцей чёрной бородкой и серыми глазами, он производил впечатление человека, в чём-то обиженного судьбой. Лечил он Кирилла Афанасьевича хорошо, но, сколько бы раз ни заходил в его палату, никогда не улыбался, словно ему это было неведомо. В его пытливых глазах всегда была грусть. Как-то, осмотрев рану, он неторопливо смазал её лекарством, потом задумчиво сказал:

— Рана в голени весьма опасная штука, молодой человек! Да-с, весьма опасная. И лечить её тяжело, могут возникнуть осложнения. Я много лет практикую, но такой раны, как у вас, ещё не лечил. Обычно, если пуля или осколок остаётся в голени хотя бы несколько дней, у бойца начинается гангрена. А вам фельдшер, о котором вы рассказывали, в тот же день, когда вас ранило, извлёк пулю. Казалось бы, рана будет затягиваться, но нет, она всё ещё воспалена. — Костюк поднял брови, продолжая перевязку, и тихо, но с горечью добавил: — Я бы советовал вам уйти из армии. С больной ногой шутки плохи.

Мерецкову стало зябко. Хотя острой боли у него не было, но лицо оставалось по-прежнему бледным, неживым.

— Армия — моя жизнь, Игорь Денисович, и пока я жив, Руду в ней служить! — сказал он твёрдо, словно вбил в стенку гвоздь. — Человек я молодой, и мой организм выдюжит.

— Дай-то Бог, Кирилл!..

Впервые хирург назвал Мерецкова по имени, и от этого и его душе растаял ледок.

— Вы служили в царской армии, Игорь Денисович? — спросил он.