Мерфи

– Ну что ж, не так плохо, – чуть ли не с удовлетворением проговорил Мерфи; от прочитанного у него даже восстановился его обычный желтоватый цвет лица. – Пандит[43] Сук превзошел самого себя!

– Теперь, получив такой гороскоп, ты уже готов подыскать себе работу? – спросила Силия.

– Конечно, теперь путь открыт. В первое же четвертое число, которое в 1936 году выпадет на воскресенье, я украшусь предписанными мне камнями и отправлюсь попечительствовать, искать преступников, открывать неведомые земли, заниматься предпринимательством, сутенерством – смотря по обстоятельствам.

– А пока не выпадет это счастливое число, чем ты будешь заниматься? – спросила Силия.

– А пока я буду следить за тем, чтобы не случилось беды при припадках, при общении с издателями, четвероногими, буду беречься от анурии,[44] брайтовой бо…

Силия издала вопль отчаяния, долгий и громкий, а потом резко оборвала его, как это иногда бывает у совсем малых детей.

– Как ты можешь… как ты можешь быть таким… таким дураком… и такой гадкой тварью!? – вскричала Силия. – Какой ты… – но не завершила какой.

– Но я же не могу идти против предписаний этого гороскопа, к тому же составленного специально для меня, – спокойно возразил Мерфи. – Бог меня накажет.

– Дурак и подлая тварь! – повторила Силия.

– Ты слишком сурова ко мне.

– Сначала ты мне говоришь, чтобы я раздобыла это… эту… этот…

– Свод того, что желательно и чего нежелательно делать, – вежливо подсказал Мерфи.

– Я стараюсь, стараюсь… ну, чтоб нам быть вместе, а потом ты из этого делаешь… делаешь…

– Делаю то, что и положено делать: определяю курс действий в соответствии с полученными предписаниями, – все так же спокойно завершил за Силию Мерфи.

Да уж, действительно, трудно было бы сыскать более совершенно устроенный ум, чем у этого Натива.

Силия открыла рот, чтобы продолжить высказывать свое возмущение, но почти тут же закрыла его, не произнеся более ни слова. Она отправила свои руки в путешествие, долженствующее закончиться жестом, который делал Ниери, когда думал о девице Двайер, и который никогда у него не получался должным образом; завершив демонстрацию жеста, Силия вернула свои руки – как показалось Мерфи, вполне естественным и законным образом – в их первичное положение… А вот теперь ей ясно, что у нее на свете никого нет, возможно, за исключением старика Келли… Силия снова открыла рот, снова ничего не сказала и начала медленно и демонстративно готовиться к уходу.

– Ты никуда не пойдешь, – постановил Мерфи.

– Я лучше уйду сама, прежде чем меня отсюда вышвырнут.

– Но какой смысл уходить просто, так сказать, телесно? – вопросил Мерфи, поворачивая тем самым беседу таким образом, что Силия получала возможность высказаться по поводу происходящего.

– Ты слишком скромен, – заключила она.

– Послушай, давай не будем заниматься словесной перепалкой, – воззвал Мерфи к Силии. – По крайней мере, давай вести себя так, чтобы никогда в будущем у нас не было повода обвинять друг друга в пошлых выяснениях отношений.

– Стараюсь изо всех сил. Держусь в рамках того, что говорила и в прошлый раз.

Силия и в самом деле совершала действия, которые могли быть восприняты как подготовка к уходу, и если бы она продолжила в том же духе, то, пожалуй, через минут двадцать, ну не позднее, чем через полчаса, она, по всей вероятности, должна была бы уйти. На лице у нее уже установилось выражение, которое она на себя цепляла, находясь «на работе».

– Я больше не вернусь, – медленно говорила она, – я не буду открывать твои письма, все в жизни круто изменю.

Будучи убежденной, что он ожесточил свое сердце и никак не будет препятствовать ее уходу, Силия не торопилась.

– А потом я буду горько сожалеть о том, что встретила тебя.

– Встретила меня! – воскликнул Мерфи. – Как замечательно ты выразилась! Встретила – надо же!

Мерфи решил, что с его стороны будет умнее, если он не станет сдаваться до тех пор, пока наверняка не убедится в том, что она этого ни за что не сделает. А тем временем – не устроить ли небольшую сцену, не произвести ли, так сказать, взрыв негодования? Вряд ли это нанесет серьезный ущерб, скорее такое поведение не повредит, а пойдет на пользу. Хотя, с другой стороны, Мерфи чувствовал, что он не совсем готов к этому, более того, он знал, что еще задолго до того, как все завершится, он уже будет сожалеть о том, что все это затеял. Но все же, может быть, это лучше, чем просто так лежать, молчать, смотреть на нее, видеть, как она нервно облизывает губы, и ждать неизвестно чего. И он выпустил первый заряд:

– Такая вот любовь, которая что-то постоянно требует, которая осмысливается как некое прагматическое действо, у меня уже в печенках сидит…

– А почему не в почках?