Мэри Джейн

Между воскресной школой и службой был тридцатиминутный перерыв. В это время мама возвращалась домой, чтобы оставить гитару и подвезти папу, а я бежала на репетицию хора – либо детского (в течение учебного года), либо летнего (в течение лета). Мне всегда больше нравилось в летнем хоре, так как он состоял в основном из взрослых, а из нескольких входящих в него подростков мало кто появлялся на репетициях. Со взрослыми я чувствовала себя более раскованной, чем со сверстниками. Выступая с детским хором, я боялась петь слишком громко, так как не хотела, чтобы меня дразнили за мое вибрато или за мелизмы, которые я вворачивала, когда мое ухо подсказывало, что сейчас они будут уместны.

К воскресному полдню мы всегда уже были дома. После обеда мама или готовила еду на всю следующую неделю, или работала в саду. Наша лужайка была похожа на зеленый ворсистый ковер. В палисаднике цвели азалии, подстриженные строго по одинаковой высоте и толщине. На заднем дворе росли цветущие деревья, и цветочные клумбы огибали камни, формируя абрис территории, как роскошный розово-алый ров. Раз в неделю приходили садовники, но никому не удавалось добиться таких результатов, как моей маме. Сорняки, осмелившиеся высунуть свои острые зеленые макушки из почвы, немедленно приговаривались к смерти маминой рукой в садовой перчатке.

Каждую весну приходила бригада рабочих, чтобы отмыть белую обшивку нашего дома, починить расшатавшиеся черные ставни и освежить краску там, где потребуется. Только после этого мама засаживала горшки, висящие под каждым окном на фасаде дома. Когда мне было примерно столько, сколько сейчас Иззи Коун, мама наняла художника, чтобы тот написал наш дом на картине. Она теперь висела у нас в гостиной над диваном. Иногда, когда я помогала маме полоть сорняки, поливать цветы в горшках или засаживать грядки свежими цветами, мама говорила:

– Мы должны равняться на картину, Мэри Джейн. Нельзя допустить, чтобы она оказалась иллюзией!

Коунов, казалось, вообще не заботило то, как выглядят их дом и двор со стороны. Единственное, что их, по-видимому, волновало, – это переоборудование третьего этажа в гостевые апартаменты, потому что они обсуждали это каждый раз, когда оказывались рядом со мной и Иззи – в гостиной, на кухне во время обеда и на крыльце, где мы с Иззи собирали ее конструктор.

В пять, когда мне было пора уходить, мы с Иззи обошли дом в поисках ее родителей.

– Мама! Папа! – закричала Иззи.

Я начинала привыкать к крикам, но повышать голос сама пока не решалась. Я тихо позвала нараспев:

– Миссис… Коун? Доктор Коун?

На втором этаже все двери, кроме двери Иззи, были открыты.

– Почему только твоя дверь всегда закрыта? – спросила я.

– Чтобы не подпускать ведьму, – ответила Иззи. – Мама! Папа!

– Какую еще ведьму?

– Ту, что живет в этом доме. Если дверь закрыта, она не сможет войти в мою комнату, когда меня там нет. – Иззи направилась прямиком в спальню родителей. Я осталась ждать ее в коридоре.

Она вышла через минуту.

– Их там нет. Я голодная.

Мы спустились вниз, прошли насквозь гостиную и столовую и вернулись на кухню, отделенную от столовой низкой дверцей. У нас дома кухней заведовала мама, и только она решала, кто и когда может ей пользоваться. Чаще всего двери «заведения» закрывались с двух часов дня, так как мама не хотела, чтобы кто-то перебил себе аппетит перед ужином. Но иногда она закрывалась и сразу после обеда.

Я не знала, планировала ли миссис Коун готовить ужин. В духовке было пусто, в кастрюле на плите тоже, в раковине ничего не размораживалось. Ничто не указывало на то, что в тот вечер кто-то собирался кормить семью.

Что-то мне подсказывало, что доктор и миссис Коун не рассердятся, если ужин для Иззи приготовлю я.

– Надо позвонить домой, – решила я и осмотрела кухню в поисках телефона. Он точно попадался мне на глаза, но я не могла вспомнить, где именно. – Где у вас телефон? – спросила я наконец.

Иззи двумя руками схватилась за кабель, выходящий из стены под кухонным столом, и потянулась за ним вверх, насколько хватило роста.

– Должен быть где-то здесь!

Я убрала в сторону забытый на столе халат и под ним обнаружила телефонный аппарат.

– Можно я наберу? – Иззи забралась на оранжевый деревянный табурет и раскачивалась на коленях. Она сняла трубку с рычага и положила ее на столешницу.

– Четыре. – Я проследила, как Иззи внимательно изучила отверстия в диске, нашла четверку и вставила туда пухлый пальчик. У нее под ногтем виднелась полоска черной грязи, и я сделала себе мысленную пометку искупать ее после ужина, если не уйду домой к тому времени.