Мери Энн

Он так и сделал, но вид у него был расстроенный. Записка всколыхнула какие-то давние воспоминания. Он никогда не слушал ее болтовни: дрянной уж, умирающий от эпилепсии; она сама, вынужденная каким-то образом содержать четверых маленьких детей; Бертон, который в конце концов помог ей.

- Ты хоть раз виделась с родственниками твоего мужа?

- Нет, никогда... они живут где-то в деревне.

Он зевнул и перевел разговор на другую тему. Дело было закрыто. Она наблюдала, как клочки буаги почернели, а потом рассыпались в прах. Неужели она упустила свой шанс? Может, ей стоило во всем признаться? Может, она должна была сказать: "На самом деле я не вдова. Мой муж жив, но я не знаю, где он. Я ушла от него: он был не в состоянии содержать меня и детей". И ведь правда не очень отличалась бы от того, что она для него сочинила. Однако какая-то сила удержала ее. Неужели она испугалась показаться смешной, быть уличенной во лжи и услышать его вопрос: "Зачем было утруждать себя враньем?" Еще не поздно сказать: "Это почерк моего мужа". Он сидел у камина и дремал, а она играла на пианино. Через некоторое время она решила: "Я все расскажу... Я скажу, что всегда считала себя вдовой, потом откуда-то узнала, что ошиблась, что Джозеф жив, что он повредился в рассудке и сидит в сумасшедшем доме". Время шло; герцог потянулся и стал собираться спать. Слишком поздно, завтра или, может, послезавтра.

Прошла неделя. А пото пришло еще одно письмо, но теперь уже в штаб, а не домой.

"Я хочу вернутьсвою жену и детей. Отправьте их назад.Если вы не сделаете этого, я начну судебное преследование. Подумайте, как будет выглядеть обвинение в позорном адюльтере в тот момент, когда страна в опасности".

Подпись не вызывала никаких сомнений: "Джозеф Кларк".

Он передал ей письмо в тот же вечер.

- Что ты на это скажешь?

Минутное колебание. Смеяться или плакать? Слезы будут свидетельствовать о признании своей вины, так что лучше смеяться. Отнестись ко всему легко, как к мелочи.

- Значит, он жив. На прошлой неделе мне это и в голову не пришло. Почерк так изменился, но теперь я совершенно уверена. Меня все клятвенно заверяли, что он умер, и я поверила.

- Но ты же говорила, что сидела у его кровати, когда он умирал!

- Разве? Я не помню. Я тогда была как в тумане, у меня болел сын. (Трудно уже вспомнить, что она ему рассказывала.) Его брат, помощник приходского священника, умолял меня уехать, меня и детей: Джозеф был не в себе, двое мужчин его с трудом удерживали. Потом мне в Хэмпстед написали, что я свободна.

В одной ночной сорочке он стоял возле кровати. Момент был неподходящий. Она сидела за туалетным столиком и расчесывала волосы.

- Ну? - проговорил он. - Что же ты собираешься делать? Вернуться к нему?

- О! О чем ты говоришь? Конечно, нет! Десяти фунтов с него достаточно. Я напишу ему утром.

В комнате повисла напряженная тишина.

- Как будто мне мало других забот, - сказал он. - Теперь еще этот дурак.

- Дорогой! Не беспокойся. Обещаю тебе, я все улажу.

- Я покажу это письмо Эдаму.

- Зачем?

- Он мой советник, он скажет, что делать. За день он прочитывает около сотни писем с угрозами. Он и Гринвуд разберутся с этим приятелем.

Ее сердце упало. Гринвуд... Эдам... Люди, которые ведут его дела, которые смотрят на нее с подозрением, не любят ее, не доверяют. Она не раз слышала об этом от друзей. "Будьте осторожны, - не раз предупреждал ее Джеймс Фитцджеральд, - они только и ждут момента, чтобы сокрушить вас, особенно Эдам". Она дотронулась до него. Он никак не реагировал на ее ласку.

- Прошу тебя, оставь это дело мне. Я знаю своего Джозефа. Десять или двенадцать фунтов заткнут ему рот.

- Меня не волнует его брань. Преступный адюльтер. Я представляю, как это будет звучать в суде. Лучше я поручу это Эдаму.

Хорошенькое начало зимы. Счастье отвернулось. Каждый день приносит новые неприятности. Какие-то странные споры со слугами, полное отсутствие дисциплины, все жалуются на Марту, которая слишком зазналась:

- Мы не хотим получать приказания через нее.

- Госпожа Фавори служит у меня экономкой уже тринадцать лет. Вы будете получать указания через нее, иначе вам придется уйти.

Марта была вся в слезах.

- Лучше я уйду, чтобы не было постоянных споров. К тому же я хочу выйти замуж.

- Бог мой, за кого?

- За Уолмсли, угольщика. Он уже шесть месяцев за мной ухаживает.

- Но Марта, я не смогу без тебя!

- Не говорите так. Девочки учатся в школе мисс Тейлор, мастер Джордж в Челси, и теперь я никому не нужна. А слуги все время спорят со мной, язвят они все против меня.

Только спокойно!.. Остановить этот поток слов. Дайте подумать. Счетов все больше, бесконечный поток счетов, главны образом из Уэйбриджа. В конюшнях прогили балки, стойла надо обновить, к дому пристроили несколько комнат для кучера. Счета за картошку, которой хватило бы на целый полк. Недавно купленные джерсийские коровы совсем не давали молока, болели и дохли, придется купить новых. Пришлось призвать на помощь своего поверенного господина Комри, очень способного и старательного.

- Господин Комри, на нас надвигается бедствие!