Мэри, Мэри

Кому: agriner@latimes.com

От кого: Мэри Смит

Кому: Следующей жертве

На самом деле мы уже встречались.

Помнишь? Я-то помню.

Совсем недавно я брала у тебя автограф, а ты, как обычно, изображала взбалмошную девчонку. Как говорится, своя в доску. Не стану уточнять, где это было, — ты все равно не вспомнишь. Я лепетала что-то про то, как обожаю твои фильмы, а ты улыбалась с таким видом, словно не слышала ни слова. Еще бы, ведь для людей вроде тебя я невидимка.

Тебе и раньше случалось смотреть сквозь меня. Например, вчера у детского сада или сегодня в спортивном зале. Иного я не ожидала.

В конце концов, мы с тобой полные противоположности. Может, в этом и заключается разгадка?

Тебя знают все, меня — никто. Я не красавица, не кинозвезда, не знаменитость. У меня нет безупречной кожи и ослепительной улыбки. Все считают, что как мать ты лучше Патрис Беннет, как актриса — Антонии Шифман, а как жена — Марти Лавенстайн-Белл. И уж конечно, ты известнее выскочки Сьюзи Картулис.

Про таких, как ты, говорят: «У нее все есть». Могу поспорить, ты и сама думаешь так же, хотя иногда забываешь об этом.

Зато у меня есть перед тобой одно преимущество. Мне кое-что известно. Через два дня ты будешь мертва. С пулей в голове и окровавленным лицом, изуродованным так, что его не узнают даже твои очаровательные дети, не говоря уже про толпу фанатов, которые ломятся на твои фильмы.

Но тогда я тебе этого, конечно, не сказала.

Я лишь улыбалась и чуть ли не приседала в реверансе, благодаря тебя за то, что ты такая, какая есть. А потом я ушла, сознавая, что в следующий раз все будет по-другому.

В следующий раз я уже не буду невидимкой.

Обещаю.

А я всегда держу слово — спроси хоть у Арнольда Гринера.

Глава 82

— Что вы об этом думаете? — Ван Олсбург обратился ко всему залу и посмотрел прямо на меня. — Вам уже приходилось заниматься подобными делами. Что происходит? Чего она хочет?

Я вышел вперед и сказал:

— Она хочет, чтобы ее поймали. Полагаю, преступник чувствует себя в глубокой изоляции. Его реакция парадоксальна, потому что он — или она, или оно, как угодно, — избавляется от тех людей, к которым его больше всего влечет. Убийца уничтожает то, что не может получить. И ему становится только хуже. Какая-то часть Мэри это понимает и пытается остановиться, но самой ей это не под силу.

— А последнее письмо? — напомнил Фрэд.

— Еще одно свидетельство внутреннего конфликта. Сознательно преступник думает, что дразнит власти, а подсознательно — подсказывает нам, как его поймать. Если в его сообщении имеется какой-нибудь смысл, то лишь такой.

— Может, все наоборот? — предположил Дэвид Фуджихиро. — Убийца кормит нас баснями, надеясь вывести на ложный след.

— Вы правы, это вполне вероятно, — согласился я. — Поэтому мы не должны ориентироваться на одно письмо. Лучшая тактика — считать послание правдивым, а остальные версии рассматривать как альтернативные. Но Дэвид справедливо указал на иной логичный вариант. При условии, что преступник вообще подчиняется какой-либо логике.

Пока я говорил, несколько агентов, в том числе мой приятель Пейдж, записывали что-то в блокноты. Я понимал, что пользуюсь здесь авторитетом, но это не приводило меня в восторг.

— Что предпримет полиция после последнего письма? — спросил сидевший сзади агент, которого я раньше не видел.

Я взглянул на ван Олсбурга, и тот ответил: