Мэри Пикфорд

Личная привязанность Гриффита к таким женщинам могла бы осложнить его жизнь, но это соответствовало тогдашним тенденциям в кино. В 1909 году актрисы начинали сниматься в шестнадцать — семнадцать лет. Примитивное освещение при съемках плохо отражалось на коже, и слои грима тут не помогали. «На экране лицо женщины увеличивается во много раз, и каждая морщинка становится огромной, как Панамский канал». Как-то раз «Байограф» попросила в сиротском доме трехнедельного младенца для съемок крупным планом. Гриффит лишь один раз взглянул на ребенка и вернул его назад с запиской: «Пожалуйста, пришлите нам кого-нибудь помоложе. Этот на фотографии выглядит как старик».

Героини-любовницы Гриффита, будучи совсем еще юными созданиями, имели, тем не менее, железную волю. Они жили и работали по принципу логическою эксцентризма. Результат оказывался трогательным или юмористическим, в зависимости от прихоти режиссера. Одну из таких нимф Гриффит видел в героине «Пипы» и к моменту знакомства с Пикфорд еще не решил, кому отдать эту роль.

Мэри, которая надеялась, что ее визит не займет мною времени, с нетерпением ждала в фойе. Тогда-то ее и увидел Роберт Харрон, который занимался декорациями. Недавно ему исполнилось пятнадцать лет, и он начал интересоваться девушками. Роберт тут же поспешил к Гриффиту и, жуя резинку, сказал; что в фойе ждет «милашка».

«Всю жизнь меня обвиняли в чрезмерной привязанности к противоположному полу», — писал позднее Гриффит. Решив немного поразвлечься, он поправил воротничок и вышел в фойе через вращающуюся дверь.

«Слишком самодоволен и фамильярен, на мой вкус», — подумала тогда о нем Пикфорд.

И в самом деле, Гриффит обошелся без церемоний.

«Вы актриса?» — спросил он.

«Да, я актриса», — ответила Пикфорд, оскорбленная столь бесцеремонным началом беседы. Гриффит возвышался над Мэри, но она, привыкшая смотреть снизу вверх, безбоязненно рассматривала его. Этот высокий человек с ястребиным носом, красивыми глазами и широким ртом говорил баритоном с южным акцентом. Гриффит, как и Беласко до него, нашел ее самоуверенность весьма забавной.

«Есть ли у вас профессиональный опыт?»

«Я десять лет играю в театре, а два последних года — у Дэвида Беласко».

«Маленькая, стройненькая, — подумал Гриффит. — Золотистые локоны, кожа оливкового цвета, сверкающие ирландские глаза».

Но, по словам Пикфорд, вслух он сказал следующее: «Вы слишком маленькая и толстая».

Гриффиту, как и юному декоратору, понравилось красивое лицо Пикфорд, выдававшее ум и добродушие. Ее карие глаза выражали меланхолию и нежность. Вьющиеся локоны рассыпались по спине. Совсем миниатюрная, она гордо стояла перед ним в туфлях пятого размера; самый длинный палец на ее руке достигал длины в два с половиной дюйма. Однако в ней чувствовалась целеустремленность торпеды.

«Что ж, мисс…»

«Меня зовут мисс Пикфорд — Мэри Пикфорд».

«Что ж, мисс Пикфорд, я думаю, вы нам подойдете, — сказал Гриффит, необыкновенно быстро приняв решение. — Мы сделаем пробу, вы будете работать три дня в неделю и получать по пять долларов в день. За каждый дополнительный день вы будете получать еще по пять долларов».

«Что ж, мистер…»

«Меня зовут мистер Гриффит».

«Понимаете, мистер Гриффит, я настоящая актриса. Я играю серьезные роли на сцене театра Веласко».

Гриффит слышал подобные заявления каждый день.

«Я актриса и художник, — продолжала Пикфорд, — и мне нужны гарантированные двадцать пять долларов в неделю и доплата за сверхурочную работу».

«Боже, — вспоминал Гриффит, — когда эта девочка говорила о двадцати пяти долларах, ее глаза просто сверкали». Он ответил, что доведет ее просьбу до сведения совета директоров компании.

«Он — сама надменность и бесчувственность», — подумала Пикфорд и все же не отказалась от своих денежных претензий. Кроме того, она изо всех сил стремилась показать этому неполноценному существу, что он имеет дело с великолепной актрисой театра Беласко. Однако после того, как Гриффит проводил Пикфорд в женскую гримерную, велел подождать там, а сам исчез, гнев в ее душе сменился паникой. Она осмотрела пустую комнату с полкой, на которой стояли какие-то фарфоровые сосуды и обогреватели. Впервые за многие годы ей стало страшно. Мэри знала свое место в мире театра, где она могла влиять на других людей и держать себя в руках. На «Байограф» она видела, как актеры, болтая между собой, запросто проходили мимо Гриффита, не обращая на него внимания, и за глаза называли его «Д.У.». Такое отношение казалось ей неуважительным (хотя она и сама в первые минуты встречи вела себя не лучше), разнузданным и фамильярным.