Читаем Мэри Пикфорд полностью

«Черт побери, я не умею играть любовные сцены», — писал он Аните Лус. Она посоветовала ему прекратить заниматься любовью и начать прыгать с парашютом. Фэрбенкс обожал спорт. Перед камерой он развлекался, прыгая через скамейки в парке, перескакивая с крыши на крышу и вставая на руки. В исполнении менее ловких актеров подобные трюки превратились бы в спонтанные гэги: они развлекали бы зрителей, проваливаясь сквозь потолок или падая, поскользнувшись на банановой кожуре. Но судьба благоволила Фэрбенксу. Сучья не ломались у него под ногами, а крыши выдерживали его вес.

«Он похож на Ариэля», — писал журналист Алистер Кук. Фэрбенкс выполнял трюки с той же легкостью, с которой Фред Астер танцевал с подставкой для шляп. Он обладал неиссякаемой энергией и беспредельной любовью к свободе. В отличие от большинства знаменитых актеров немого кино, он отрицал пафос и ценности викторианской эпохи. В фильмах Фэрбенкса ощущалась быстрота и свежесть, словно он жил в каком-то наэлектризованном мире. Эти картины высмеивали всякие модные нововведения. Это, а также заразительный оптимизм актера делали его одновременно человеком настоящего и будущего времен. «Для меня, — вспоминала Мэри с любовью, — он олицетворял новый мир».


На вечеринках Элси отчаянно флиртовала. В каком-то смысле она соревновалась с Фэрбенксом за право быть самой умной и красивой. Однажды, когда Фэрбенкс решил пройтись на руках по залу отеля «Алгонкуин»», где тогда собирались актеры, Джанис подвязала юбки и последовала его примеру. Как-то она предложила Фэрбенксу и Муру прогуляться по ее владениям. Мэри, наблюдавшая за происходящим прикрывшись журналом, схватила за руку Бет: «Надо проучить ее. Пойдем с ними». Когда компания спустилась к широкому ручью, Джанис и Фэрбенкс перешли его по камням. Оуэн не без труда проделал то же самое, а осторожная и благоразумная Бет вернулась назад. Но Мэри не собиралась отступать. Одетая в изысканное длинное черное бархатное платье и в белых туфлях с высокими каблуками на ногах, она неловко наступила на прогнившее бревно, и Оуэн сделал шаг к ней, чтобы помочь. Внезапно рядом с ней оказался Фэрбенкс. «Я могу помочь вам?» — спросил он. «Пожалуйста», — ответила Мэри. Тогда Фэрбенкс взял ее на руки и легко перенес на другой берег. Никто не придал значения этому смелому, но уместному поступку. Как утверждала Пикфорд, она лишь впоследствии поняла, что это явилось началом их отношений.

Что до Фэрбенкса, то Мэри все больше нравилась ему. Окрыленный неожиданным успехом «Тельца», он чувствовал грядущие перемены в своей карьере. Пикфорд много рассказывала ему о кино, и он все больше восхищался творческими возможностями нового искусства, а также красотой и авторитетом самой Мэри. Поведение Оуэна по отношению к жене не могло не задевать его рыцарский нрав. «Когда вечеринка закончилась, — писала Марион, — я увидела, что Дуглас внимательно смотрит на Мэри. Это был пристальный, изучающий взгляд, и на мгновение Дуглас показался мне каким-то необыкновенно спокойным».

Они снова встретились через месяц после вечеринки у Элси на балу, который Фрэнк Кейс, владелец отеля «Алгонкуин», устроил для нью-йоркских знаменитостей. Мэри явилась туда одна, и Фэрбенкс тотчас подошел к ней. Разговор зашел о кино. «Вы играете естественней, чем кто-либо из тех, кого я знаю, — сказал он ей. — И это придает вам выразительности». Оуэн никогда не беседовал с ней так, а те, кто говорил что-либо подобное, обязательно просили потом о каких-нибудь услугах. Но у Фэрбенкса отсутствовали комплексы неполноценности. Он говорил с ней просто, как с равной. Позднее Пикфорд писала, что Фэрбенкс стал для нее «дыханием новой жизни». «Эхо его слов еще несколько дней отзывалось в моих ушах. Я долго жила в полутьме и вдруг увидела луч яркого света». Этот свет ей подарило восхищение и одобрение Фэрбенкса.

Их взаимная привязанность становилась все ощутимее. Танцуя на балу, они говорили только на профессиональные темы. Бет Фэрбенкс улыбалась; она всегда хорошо относилась к актрисам, с которыми дружил муж, и, кроме того, ей нравилась Пикфорд, «дорогая Мэри». Она была счастлива в семейной жизни, хотя Фэрбенкс уделял мало внимания шестилетнему Дугласу Фэрбенксу-младшему. Бет ошибочно полагала, что муж ей верен. Фактически он часто увлекался женщинами, хотя и не считал, что изменяет супруге. Все эти увлечения мало что для него значили вплоть до того вечера, когда Мэри заняла в его сердце место Бет.

Перейти на страницу:

Все книги серии Женщина-миф

Галина. История жизни
Галина. История жизни

Книга воспоминаний великой певицы — яркий и эмоциональный рассказ о том, как ленинградская девочка, едва не погибшая от голода в блокаду, стала примадонной Большого театра; о встречах с Д. Д. Шостаковичем и Б. Бриттеном, Б. А. Покровским и А. Ш. Мелик-Пашаевым, С. Я. Лемешевым и И. С. Козловским, А. И. Солженицыным и А. Д. Сахаровым, Н. А. Булганиным и Е. А. Фурцевой; о триумфах и закулисных интригах; о высоком искусстве и жизненном предательстве. «Эту книга я должна была написать, — говорит певица. — В ней было мое спасение. Когда нас выбросили из нашей страны, во мне была такая ярость… Она мешала мне жить… Мне нужно было рассказать людям, что случилось с нами. И почему».Текст настоящего издания воспоминаний дополнен новыми, никогда прежде не публиковавшимися фрагментами.

Галина Павловна Вишневская

Биографии и Мемуары / Документальное

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Жертвы Ялты
Жертвы Ялты

Насильственная репатриация в СССР на протяжении 1943-47 годов — часть нашей истории, но не ее достояние. В Советском Союзе об этом не знают ничего, либо знают по слухам и урывками. Но эти урывки и слухи уже вошли в общественное сознание, и для того, чтобы их рассеять, чтобы хотя бы в первом приближении показать правду того, что произошло, необходима огромная работа, и работа действительно свободная. Свободная в архивных розысках, свободная в высказываниях мнений, а главное — духовно свободная от предрассудков…  Чем же ценен труд Н. Толстого, если и его еще недостаточно, чтобы заполнить этот пробел нашей истории? Прежде всего, полнотой описания, сведением воедино разрозненных фактов — где, когда, кого и как выдали. Примерно 34 используемых в книге документов публикуются впервые, и автор не ограничивается такими более или менее известными теперь событиями, как выдача казаков в Лиенце или армии Власова, хотя и здесь приводит много новых данных, но описывает операции по выдаче многих категорий перемещенных лиц хронологически и по странам. После такой книги невозможно больше отмахиваться от частных свидетельств, как «не имеющих объективного значения»Из этой книги, может быть, мы впервые по-настоящему узнали о масштабах народного сопротивления советскому режиму в годы Великой Отечественной войны, о причинах, заставивших более миллиона граждан СССР выбрать себе во временные союзники для свержения ненавистной коммунистической тирании гитлеровскую Германию. И только после появления в СССР первых копий книги на русском языке многие из потомков казаков впервые осознали, что не умерло казачество в 20–30-е годы, не все было истреблено или рассеяно по белу свету.

Николай Дмитриевич Толстой , Николай Дмитриевич Толстой-Милославский

Биографии и Мемуары / Документальная литература / Публицистика / История / Образование и наука / Документальное