Мэри Вентура и «Девятое королевство»

– Бог знает! – отозвалась Дора Сатклифф. – Почти всю прошлую зиму Джеральд провалялся в больнице. Больные почки. По словам Майры, доктор сказал, что ему опять придется лечь в больницу: с почками шутки плохи. И вот теперь Майра осталась одна. Ее дочь Беатрис с мужем в Южной Африке, он там разводит каких-то особенных коров.

– Интересно, Нелли, не утратил ли твой брат Джейк за эти тридцать лет своей природной бодрости? – вдруг задумчиво проговорил Клиффорд Михан, подхватывая фугу семейных воспоминаний; голос его при этом звучал меланхолично, как у человека, которого в преклонном возрасте оставили двое взрослых сыновей: один уехал в Австралию и занялся овцеводством, а другой – в Канаду, прихватив с собой легкомысленную секретаршу по имени Джанин. – Жить с такой ведьмой, как Эстер, и единственной оставшейся в живых двадцативосьмилетней дочерью Корой, которая, как говорится, без царя в голове, несладко. Помнится, Джейк приезжал к нам перед женитьбой на Эстер…

– Какие веселые и занимательные беседы вели мы в те дни, – перебила мужа Нелли Михан, и улыбка на ее лице была грустной и словно застывшей, как на старых семейных фотографиях.

– …Приезжал к нам, бросался на диван и говорил: «Даже не знаю, жениться ли мне на Эстер, у нее такое слабое здоровье, она только и говорит что о болезнях и больницах». И точно, через неделю после свадьбы Эстер сделали операцию, которая обошлась Джейку в сотню фунтов; до свадьбы она молчала о необходимости операции, и ему пришлось за все платить.

– Мой брат Джейк, он трудился как ишак на своей суконной фабрике. – Нелли помешала в чашке остатки холодного чая. – И сейчас он богат и мог бы повидать мир, но Эстер из дома ни ногой: только сидит и ноет рядом с бедной глупенькой Корой и не хочет, чтобы дочь поместили в лечебницу, где держат таких, как она. Эстер всегда лечится травами и всякими ядовитыми отварами. Когда она ждала Габриэла, единственного нормального из всех – у него все было в порядке, – после Альберта, который родился с языком не на месте, Джейк ей так прямо и сказал: «Если и этого погубишь, я тебя убью». Но не прошло и семи лет, как пневмония унесла обоих мальчиков – и здорового, и больного.

Нелли Михан перевела кроткий взгляд на тлеющие угли в камине, словно сердца дорогих усопших сияли там.

– Но они ждут. – Голос ее звучал тихо и убаюкивающе, как колыбельная. – Они вернутся.

Клиффорд Михан неторопливо попыхивал трубкой. Кузен Герберт сидел как истукан; догорающий огонь четко рассек его неподвижное, как каменное изваяние, лицо на две половины – светлую и темную.

– Я знаю, – еле слышно прошептала Нелли Михан. – Я их видела.

– Ты хочешь сказать, что видела призраков, Нелли? – Дора Сатклифф поежилась: от окна за ее спиной вдруг потянуло холодом. Вопрос был чисто риторический: Дора Сатклифф всегда живо интересовалась периодическим общением Нелли Михан с потусторонним миром.

– Не то чтобы призраков, Дора, – проговорила Нелли Михан тихо, скромно и сдержанно – как всегда, когда речь заходила о ее странном даре, – скорее это было ощущение присутствия. Я вошла в комнату и сразу ощутила, что там кто-то есть. Я часто говорю себе: «Если б ты, Нелли Михан, обладала зрением поострее, то могла бы их видеть, как живых».

– Чушь! – грубо прохрипел кузен Герберт. – Бред собачий!

Остальные трое продолжали вести себя так, словно кузена Герберта не было в комнате или словно они внезапно оглохли. Дора Сатклифф поднялась, чтобы уходить.

– Клиффорд тебя проводит, – сказала Нелли Михан.

Не говоря ни слова, кузен Герберт встал со своего места, его плечи ссутулились, словно от огромной, тайной, невыразимой боли. Повернувшись спиной к группе у камина, он зашагал к лестнице, отправляясь на ночлег, и его шаги гулко и тяжело разносились по комнате.

Нелли Михан проводила мужа и Дору Сатклифф до дверей и помахала им вслед – туда, где этих двоих встретили порывы ветра и окутала лунная дымка. Она еще немного постояла на пороге, всматриваясь в исчезающие в темноте фигуры, и, почувствовав пробирающий до костей озноб, закрыла дверь и пошла в гостиную, чтобы убрать со стола чайную посуду. Но, войдя в комнату, в смятении замерла на месте. Перед обитым цветастой тканью диваном в нескольких дюймах от пола парило что-то яркое. Не то чтобы это был свет, скорее размытое пятно, затенявшее находившиеся за ним знакомые предметы – диван, шкаф из красного дерева и обои с веточками роз и незабудками. Постепенно яркое пятно принимало смутно знакомую форму, бледные черты затвердевали, словно из пара образовывался лед, пока не обрели такую же реальную плотность, как сама Нелли Михан, которая стояла, не сводя немигающего взгляда со ставшего четким видения.

– Я узнаю тебя, Мейзи Эдвардс, – произнесла Нелли Михан тихим, успокаивающим тоном. – Ты ищешь Кэтрин. Ее здесь больше нет. Теперь она живет в Тодмордене. – И с почти извиняющимся видом Нелли Михан повернулась спиной к мерцающему призраку, по-прежнему висящему в воздухе, с одним желанием – собрать и помыть посуду перед приходом Клиффорда.