Меридон, или Сны о другой жизни

— Он бросил ее о стену! — безжалостно продолжала я. — Он поймал ее, но потом бросил о стену. Он выбросил ее за страховочную сетку, чтобы она разбилась и сломала себе шею. Погибла прежде, чем я успела подбежать к ней. Он сломал ее, как куклу.

Роберт выглядел как человек, которого настиг апоплексический удар, глаза его блуждали, синие губы тряслись.

— Мой Джек… — прошептал он. Затем дико взглянул на меня. — Но зачем? — Его голос был слаб, как у ребенка.

— Потому что она была беременна. — Я едва могла говорить. Силы оставляли меня. — Она носила его ребенка, вашего внука. Он поступил не хуже, чем поступили вы, когда оставили вашу жену на дороге. Он вполне достоин вас.

Глаза Роберта странно моргали, а губы кривились, будто он держал во рту лимон.

— Он убил ее, — повторял он, словно в беспамятстве. — Она носила его дитя, а он убил ее. И она мертва.

Я не сводила с него глаз, опять ставших сухими. Его тщеславие и гордость слетели, словно шелуха. Мне казалось, что он сейчас упадет.

— Да, она мертва. — Я сама не слышала своего голоса. — И я мертва тоже.

С этими словами я оставила его и прошла через толпу, скопившуюся в дверях и глазевшую на то, что происходило на арене. Они напоминали мне тех, в Селси, хоть это и было целую жизнь назад. Выйдя на улицу, я отыскала Кея и оглянулась, мои ноги дрожали, и я не могла забраться в седло.

— Сюда, — послышался голос, и я увидела две подставленные руки.

Это был Уилл Тайк.

Я кивнула и позволила ему подсадить меня. Затем я, не дожидаясь его, повернула лошадь и поскакала к дому. Через несколько секунд он нагнал меня. Лицо его было непроницаемым. Я не знала, видел ли он меня во время этой тягостной сцены, но не сомневалась, что он услышит о ней в ближайший же рыночный день.

Глядя на Уилла, никто ничего бы не понял. Но когда он посмотрел на меня, его глаза были полны жалости.

— Обратно в Хаверинг? — спросил он.

— Да. — Я ощущала себя коконом, из которого вылетела бабочка, сморщенной, безжизненной оболочкой. — Мне некуда больше возвращаться.

Сейчас он скакал рядом со мной, а не позади, как, бывало, он делал, стараясь показать, что сердит на меня. Сегодня мы скакали как равные. И в своем отчаянии я была рада его обществу, чувствуя себя менее одинокой. На небе ярко светили звезды, а окружавший нас лес будто стал темнее.

— Благодарю вас, — сказала я, когда мы подъехали к дому и конюх вышел забрать лошадь.

Мое горло болело, видно, я здорово кричала на Роберта там, на арене.

— Подождите. — Взгляд Уилла был темным и незнакомым. — Погодите, не торопитесь. Не выходите замуж за лорда Пери. Подумайте еще.

Вокруг стояла гулкая тишина и никого не было, кроме конюха, державшего Кея и гладившего его белый нос.

— Все пройдет, — продолжал Уилл. — И ваша боль тоже. Со временем вы станете менее одинокой.

Я покачала головой и даже нашла в себе силы улыбнуться.

— Нет, — хрипло ответила я. — Я и раньше никогда не была счастлива, даже до того, как потеряла Данди. И теперь я не жду от жизни никакой радости.

Уилл наклонился вперед и погладил грубой шершавой ладонью мою щеку, затем лоб и висок. И прежде чем я поняла, что он делает, он взял мое лицо в обе ладони и поцеловал меня единственным ласковым поцелуем. Но так уверенно, будто мы были любовниками.

— Тогда счастья вам, Сара, — проговорил он. — Во всяком случае, вы знаете, куда можно от них уйти.

Я не отстранилась, просто закрыла глаза и позволила Уиллу делать, что он хочет. Мне все было глубоко безразлично. Я прижала его ладони к моим щекам и заглянула ему в глаза.

— Я молю Бога о смерти, — сказала я.

Мы постояли минуту в молчании. Затем Кей шевельнулся и нарушил тягостную тишину. Конюх подставил мне ладони, и я спрыгнула с седла. Уилл сидел неподвижно, будто статуя, и следил, как я иду по сверкающему в лунном свете, словно залитому льдом, двору.

На следующий день мы уехали в Лондон, и соглядатаи леди Кларенс не успели сообщить ей о шоу и молодой леди, очень похожей на меня, но почему-то отзывавшейся на другое имя.

Путешествие не было утомительным. По дороге я вспомнила, как мы кочевали в фургоне отца, где помещались пять человек, или ехали в фургоне Роберта, где кроме нас четверых находилось все необходимое для выступления.

Теперь все было по-другому. Леди Кларенс и я ехали в фамильной карете Хаверингов, лорд Перегрин скакал верхом, чтобы не было скучно. Позади нас двигался экипаж с нашим багажом, в нем также разместились камердинер лорда Перегрина и две наши горничные. Далее следовал огромный фургон с имуществом, необходимым леди Хаверинг для жизни в Лондоне: от простыней до дверного молоточка. И весь этот караван сопровождали конюшие и лакеи, вооруженные дубинками и пистолетами на случай нападения на нас грабителей. К концу первого часа, измученная скукой, я почти желала, чтобы это случилось.