Приглашение к завтраку было принято с энтузиазмом, и мы вместе побежали на кухню. Дэвид разохался при виде моего заплывшего глаза, хотя это мне не мешало, да и в детстве я получала достаточно синяков, чтобы не переживать из-за подбитого глаза.
— Когда мы были маленькими, я даже не знала, какого цвета у Мери глаза, — невозмутимо говорила Данди, намазывая чудесное домашнее масло миссис Гривс на хлеб. — Если ей удавалось не упасть с лошади, то тогда отец обязательно награждал ее тумаком.
Дэвид посмотрел на меня, будто не зная, то ли ему смеяться, то ли плакать.
— Не обращайте на меня внимания, — попросила я их. — Я не хочу, чтобы воспоминания о синяках, полученных в детстве, испортили мое сегодняшнее светлое настроение.
— Ты, наверное, не будешь сегодня тренироваться? — спросил меня Дэвид.
— Я попробую, — ответила я. — У меня же ничего не поломано. Думаю, я смогу работать.
— Но если вдруг голова начнет болеть, обязательно прекрати тренировку. — Роберт резко отодвинул от себя тарелку. Данди и Джек изумленно уставились на него, а миссис Гривс застыла у плиты. — Дело в том, что после таких травм могут быть очень нехорошие последствия. Если ее вдруг начнет клонить в сон, немедленно отошлите ее на кухню к миссис Гривс.
Дэвид согласно кивнул.
Миссис Гривс отвернулась от плиты и с непроницаемым лицом стала вытирать руки о передник.
— Если Меридон станет плохо, позаботьтесь о ней, мэм, — сказал Роберт. — Уложите ее в гостиной.
Миссис Гривс кивнула. Данди замерла, не донеся бутерброд до рта.
— Меридон в гостиной? — бестактно воскликнула она.
Раздражение мелькнуло на лице Роберта.
— Почему бы и нет? — нетерпеливо сказал он. — Я поместил вас над конюшней по единственной причине, что вам там будет удобнее смотреть за лошадьми. Можете сколько угодно приходить в дом и в гостиную тоже, если хотите.
Я чувствовала себя очень неловко от бестактности Данди. К тому же на лице Джека было написано откровенное удивление.
— Это чепуха, — сказала я равнодушно. — Я чувствую себя достаточно хорошо, чтобы работать, и мне не нужен отдых. Во всяком случае, я не собираюсь сидеть в гостиной.
Роберт резко отодвинул свой стул и встал из-за стола.
— Много шуму из ничего, — бросил он и вышел из кухни.
Вслед за ним и Дэвид поднялся на ноги.
— Получасовой отдых, — объявил он нам. — Меридон, я бы хотел посмотреть твою знаменитую лошадь.
Я улыбнулась, и мы все отправились на конюшню взглянуть на мою собственную лошадь при дневном свете.
Она была великолепна. Даже еще красивее, чем я думала. Шея выгибалась высокой-высокой дугой, будто в ее жилах текла арабская кровь. Шкура была серебристо-серой, становясь темнее на крупе. Грива и хвост казались почти белыми, а в черных глазах светился ум. Длинные ноги жеребца были будто обуты в белые чулочки. Услышав мои шаги, он вышел из стойла и покладисто заржал, будто это не он недавно сбрасывал и топтал всадников. Но, увидев остальных, Кей поднял голову и с шумом втянул воздух.
— Отойдите назад, особенно вы, Джек и Дэвид, — попросила я. — Он не любит мужчин.
— И тем похож на Меридон, — насмешливо сказала Данди Джеку.
Он кивнул и улыбнулся.
Кей стоял совершенно спокойно, пока я почесывала его холку, шептала ему, что бояться нечего, что теперь никто его не обидит, никто не станет на него кричать. Я шептала ему, что он прекрасен, что мы наконец нашли друг друга и теперь никогда не расстанемся. Затем я повела его через сад в поле и там отпустила побегать.
— Тебе понадобится время, чтобы заниматься им, — с неудовольствием заметил Дэвид, глядя на мое сияющее лицо.
— Но ведь Роберт все равно хочет, чтобы я занималась и другими лошадьми тоже, — объяснила я. — Я никогда не буду только вашей ученицей.
— И ты уже начала делать свои маленькие сбережения, — с улыбкой продолжил Дэвид. — Ты скоро станешь леди, Меридон.
Я собралась отшутиться в ответ, но вдруг вспомнила цыганку, встреченную на ярмарке, и ее предсказание о том, что скоро я найду свой дом, о том, что моя мать и мать моей матери хотят этого и этот дом будет принадлежать мне больше, чем кому бы то ни было. Я на самом деле стану леди и буду жить среди знатных людей.
— Пенни за то, о чем ты думаешь, — шутливо предложил Дэвид, всматриваясь в мое лицо.
— Не хочу грабить вас, — быстро ответила я. — Я не думала ни о чем важном.
— В таком случае отправляемся работать, — громко объявил он и первым пошел к сараю.
Тренировка в этот день была напряженной, и так продолжалось на протяжении двух последующих недель. Каждый день мы бегали, прыгали, подтягивались на брусе, отжимались на руках. И с каждым днем нам удавалось быстрее пробежать то же расстояние, прыгнуть выше, подтянуться сильнее. Наши тела болели все меньше. Раскачивание на трапеции уже не пугало меня, и я стала даже находить удовольствие в ощущении свободного падения, в том, как во время полета обдувает лицо ветер. Каждый день, незаметно для меня, Дэвид понемногу поднимал планку моей трапеции, так что скоро мне пришлось подниматься на нее по лесенке.