Мэриел из Рэдволла

Неистовый Габул, наводящий ужас правитель острова Терраморт, Король крыс-пиратов, Военачальник грызунов-корсаров, безраздельно повелевал морями и океанами. Никто не мог сравниться с ним в коварстве и жестокости. Начав свой путь простым гребцом, он вознесся на самую вершину, став величайшим из великих и свирепейшим из свирепых. Никогда прежде моря не знали крысы, подобной Неистовому Габулу. Огромные кольца из чистого золота покачивались в его ушах; собственные клыки, давно утерянные в кровавой схватке, он заменил золотыми, украшенными изумрудами. Дикие желтые глаза были налиты кровью, густая взлохмаченная борода спускалась на могучую грудь, пересеченную орденскими лентами, голубыми и красными. Стоило Габулу шевельнуться, его кольца, браслеты, медали и пряжки издавали нестройный перезвон. Золото, серебро, слоновая кость и драгоценные камни, которыми Габул был увешан с головы до кончика хвоста, достались ему грабежом и морским разбоем. Невиданное оружие грозно поблескивало за его широким алым поясом. Так стоял он посреди разгула стихии, вероломный и беспощадный, не знающий жалости и снисхождения ни к врагам, ни к подданным, и хохотал; он был доволен, ибо всякий дерзнувший восстать против него обречен был стать добычей прожорливых морских рыб.

Гром разрывал тучи, и наконец они разразились хлещущими потоками дождя. Молния, сверкнув над скалами, выхватила из темноты чудовищную фигуру крысы; казалось, даже небу Габул внушает ужас.

Повелитель морей запрокинул свою голову и, перекрикивая бурю, огласил воздух воинственным кличем:

— Гааааабууууул!

Жалкое тельце юной мышки вертелось в бешеном водовороте, как щепка. Неумолимые волны, без устали подгоняемые злобно завывающим ветром, уносили ее все дальше и дальше, словно гигантские колесницы, запряженные белоснежными жеребцами.

Оглушенная, помертвевшая от испуга, мышка не решалась даже развязать веревку, которая стягивала ей шею.

Онемевшими лапами она из последних сил сжимала обломок доски; волны то вздымались так высоко, что, казалось, могли бы накрыть огромный замок, то обрушивались вниз, в сине-зеленую бездну, страшную, как разверзшаяся пасть дракона; мышка качалась на этих чудовищных качелях, перелетая с головокружительной высоты в головокружительную глубину и обратно.

Веревка обмоталась вокруг ненадежного плота, угрожая задушить мышку, — та отчаянно пыталась перегрызть жесткую пеньку. Соленая вода попала ей в рот, и она закашлялась, едва не захлебнувшись. Вдруг развевающийся конец веревки ударил мышку промеж глаз. Обезумев от боли, она выпустила доску — волны тут же отнесли ее прочь. Вцепившись обеими лапами в веревку, обвившую шею, мышка слабо трепыхалась, как рыбка, попавшая на крючок.

Тут доска неожиданно налетела на нее, ударив по голове; сознание оставило мышку, и крошечная беспомощная фигурка исчезла в просторах ревущего моря. Небо было окутано темной пеленой туч; даже звезды и луна не видели, какова судьба мышки, жертвы жестокой прихоти Габула.

2

Неподалеку от северной стены аббатства возводилась новая колокольня.

Юный Дандин, забравшись на леса, окружавшие недостроенную башню, что есть мочи колотил в полое буковое бревно.

Дандин был крепкого телосложения, но ему с трудом удавалось устоять перед бешеными порывами ветра. Вокруг, насколько хватало глаз, бескрайний Лес Цветущих Мхов шумел и стонал, словно разбушевавшийся зеленый океан.

— Дандин, сейчас же спускайся! Или тебе жить надоело?

Прикрыв глаза от ливня, молодой звонарь глянул вниз. Там, кутаясь в старый мешок из-под муки, стояла матушка Меллус, рэдволльская барсучиха; она сердито топнула лапой:

— Ты что, оглох? Кому говорю, живо вниз!

— Сейчас, сейчас! — прокричал Дандин.

И не раздумывая прыгнул вниз. У самой земли он повис, качаясь на толстой веревке из виноградной лозы, обвязанной вокруг пояса, и потер нос мокрой лапой.

— Вот и я. Мигом спустился, да?

Тут он получил увесистую оплеуху, и две здоровенные лапы освободили его от веревки. Схватив мышонка в охапку, матушка Меллус поспешила укрыться в доме, по пути без умолку распекая Дандина; он тоже не отставал и верещал во весь голос:

— Отпусти меня! Что я, сосунок, что ли? Я сам умею ходить.

— Ясное дело, не сосунок. Просто шалопай. Ишь что удумал — прыгать с такой высоты!

— Да что я такого сделал? Эка невидаль, прыгнул — я же был привязан. Отпусти меня! Я вполне могу передвигаться на собственных лапах.

— Я тебя отпущу, балбес! Дождешься ты у меня: так тебе шкуру отделаю, что долго не сможешь сесть — аж до самой ягодной поры. Если только еще раз увижу, что ты опять принялся за свои прыжки, — пеняй на себя. А если бы веревка оборвалась, что тогда? Нам и могилу не пришлось бы рыть. Прошиб бы землю своей глупой башкой и обнялся бы с корнями дуба. Нет, нынешняя молодежь точно с ума посходила, уж я не знаю, что с вами и делать.

Так, ворча и препираясь, мышонок и старая барсучиха пересекли двор аббатства. Матушка Меллус захлопнула за собой тяжелую дверь, предоставив буре неистовствовать на улице.