Официальное сообщение о союзе между секс-бомбой и ангажированным писателем попало на первые полосы газет всего мира. Отовсюду съезжались спецкоры. Чтобы получить хоть немного покоя, Миллер быстро усвоил правила игры: соглашаться, время от времени давать интервью и несколько фотографий. 29 июня шесть десятков журналистов «пригласили» к Миллеру в Коннектикут. Пока пара тайно обедала неподалеку, в семейные владения явилось более четырехсот репортеров. В разгар дня корреспондентка «Пари матч», устроившая слежку за актрисой и писателем, разбилась на машине. Ее кровь забрызгала желтый пуловер Мэрилин, которой несколько минут спустя, приняв лошадиную дозу успокоительных, пришлось выйти к прессе. Дурное предзнаменование, шепнула Пола Страсберг. В тот же вечер судья объявил их с Миллером мужем и женой. Срок ультиматума, объявленного комитетом, истекал на следующий день. Писатель не поддался. Мировая аура, окружавшая его благодаря браку с Мэрилин Монро, неоспоримо сыграла в его пользу. Осужденный за оскорбление правосудия, Миллер тем не менее получил свой паспорт (абсурдное решение; поговаривали, что на него повлияло тайное вмешательство сенатора Кеннеди).
Первого июля 1956 года Мэрилин в бело-фиолетовом платье, только что обратившаяся в иудаизм после двухчасового сеанса с раввином-реформистом, заперлась на втором этаже дома, снятого по случаю религиозной свадебной церемонии. Рядом с ней были Грины и Страсберги. Внизу несколько тщательно отобранных гостей дожидались новобрачную, даже не подозревая о драме, которая разыгрывалась у них над головой: Мэрилин Монро больше не хотела замуж за Артура Миллера
[20].Внезапный страх разочаровать, разочароваться самой, оказаться не на высоте, вновь попасть под власть своих демонов, не сохранить верности телу одного мужчины. Сознание того, что тобой манипулируют, что ты уже ничего не решаешь. Неспособность созидать. Возможно, ощущение того, что ее бег от пропасти и времени скоро завершится. И что если она еще раз потерпит неудачу с человеком, на которого возлагает все свои надежды, от которого требует невозможного и ожидает всего, она, наверное, умрет. Мэрилин страшится чудовища внутри себя.
«Если не хочешь замуж, не выходи, — сказал ей Милтон Грин. — Беру все на себя».
Но зов семьи оказался сильнее. Вместе с Артуром Мэрилин обрела также мать, Аугусту, а главное — отца, Исидора, обоим было чуть больше семидесяти лет. Она сразу же прониклась к ним огромной нежностью. «Вы позволите мне называть вас папой и мамой? Я впервые смогу назвать кого-то папой и мамой». Взволнованные старички тотчас ее удочерили.
Тогда Мэрилин Монро спустилась вниз в третьем или четвертом белом платье печальной весталки, под восхищенными взглядами детей и родителей Миллера. И сказала всем «да». «Да» надежде. На обручальных кольцах, которыми обменялись новобрачные, были выгравированы слова: «Сегодня и навсегда».
МИССИС МИЛЛЕР
В Англию самая знаменитая пара в мире прибыла 13 июля 1956 года. Ее со всевозможными почестями и неизбежной толчеей встретили сэр Лоуренс Оливье, Вивьен Ли и сотни журналистов, отринувшие по такому случаю свой легендарный флегматизм. Молодожены скрылись в роскошном замке — Парлсайд-хаус, поместье из пяти гектаров по соседству с владениями королевы, за высоким забором, с добрым десятком спален и полудюжиной слуг. 24 июля в честь их приезда был устроен роскошный прием, на который явились все английские аристократы и знаменитости. Британская пресса пыталась выслеживать голубков, повсюду продавались знаменитый скандальный календарь и сувениры. Не вполне привыкнув к роли ярмарочной диковинки, чувствуя себя неловко среди роскоши, шедшей вразрез с его политическими убеждениями, не выдерживая истерии, вызываемой его женой, Миллер съежился и еще больше замкнулся в себе — именно в тот момент, когда жена, мучимая комплексом неполноценности, взывала к нему о помощи. Между ними понемногу начинала расти стена непонимания. Обескураженная явной холодностью своего супруга, одолеваемая подтачивающей ее бессонницей, приходящая в ужас от мысли о том, что ей придется появиться перед камерой, Мэрилин искала убежище в алкоголе и лекарствах, цеплялась за кого-нибудь, кто сможет ее успокоить. Из Америки она приехала не одна. Пола Страсберг, Милтон Грин и Хедда Ростен — нью-йоркская подруга, сильно приверженная к бутылке, — оспаривали друг у друга право составить ее свиту.