Мэрилин Монро

С самой ранней молодости Мэрилин считала, что ей нечего предложить, кроме того, что привлекло внимание Грейс Годдард, фотографов и киностудии, — кроме сексапильности. Она также верила, что «Мэрилин Монро», хоть и является отчасти искусственным творением, в какой-то степени выражает ее подлинное «я». Актриса действительно поддерживала миф своей женской привлекательности и свободы распоряжаться собственным телом, уделяя большое внимание акцентированию именно этих — чисто сексуальных — категорий.

Нужно, однако, учитывать и другой аспект ее личности — или же, точнее говоря, ее подлинную суть, скрывающуюся под личиной знаменитой кинозвезды. Мэрилин часто пробовала подавить себя и скрыть свое истинное «я» под темным париком и темными очками, не накладывая при этом макияж. Она пыталась отделить себя от «Мэрилин Монро», относясь к «ней» как к кому-то другому, говоря о звезде в третьем лице, словно бы желая дистанцироваться от нее: «Хочешь увидеть, как я становлюсь ею?» В противоположность другим звездам экрана, Мэрилин никогда не слилась воедино со своей кинематографической героиней. Марлен Дитрих, например, поверила в конечном итоге в ту иллюзию, которую сама себе создала, и когда в возрасте семидесяти пяти лет ей довелось упасть и получить довольно серьезные телесные повреждения, то это падение ранило и ее душу. Веря, что молодость и иллюзорное «я» — это все, чем она располагает и что может предложить миру, Дитрих, после того как утратила молодость и блеск, скрылась от людей и после упомянутого происшествия в течение заключительных шестнадцати лет жила затворницей.

Мэрилин же, хоть она всегда и стремилась добиться цельности своей личности, интуитивно ощущала, что ее психическое здоровье зависит от умения отделить имидж Мэрилин как публичного существа от ее личного «я». Печаль, тревога и неврозы не позволили ей избавиться от мысли, что она не стала такой женщиной, какой хотела. Роли Мэрилин в кино постоянно заставляли ее опираться на вещи, которые она хотела бы считать ушедшим в небытие опытом прошлого; посему нет ничего удивительного в том, что актриса охотнее всего сбегала в сон. После того как она просыпалась, ей приходилось притормаживать свои эмоции, заставлять себя притворяться «Мэрилин Монро» — и вот снова появляется первообраз всегда популярной и охотно использующей свою физическую привлекательность заблудившейся девочки-подростка, которая в каком-то смысле сохраняет свою невинность. Собственное мнение Мэрилин о том, что она обрела популярность благодаря созданию именно такого имиджа, имиджа, который она ненавидела, — а также факт, что лишь сейчас, в 1962 году, она в первый раз открыто призналась в этом, — доказывает, насколько хорошо она отдавала себе отчет в собственной душевной раздвоенности. Трудно, однако, назвать такое состояние «шизофренией»; в принципе, это знак углубленного познания самой себя.

Если бы она не была женщиной, которая (как сказал Леватес) «делала выбор за выбором, которая задумывалась над собственной жизнью и знала, в чем разница между видимостью и реальной действительностью», то в ней не существовала бы потребность в борьбе, потребность признаться в том, что она должна дозреть, и она не принимала бы важных решений, становившихся для нее источником проблем и треволнений, преследуя цель добиться в жизни каких-то свершений: «Передо мной простирается будущее, и я не могу его дождаться».

Когда Мэрилин покинула киностудию «Фокс» в 1954 году, она предприняла смелый шаг на пути к отказу от отождествления себя с искусственно созданным имиджем собственной персоны; новые друзья, новая работа, новые студии — все это, как она надеялась, поможет ей освободиться от внутренних ограничений. Поступить так могла только храбрая женщина.

А ведь проблема заключалась в том, что как в 1962 году, так и ранее некая часть ее личности по-прежнему зависела от людского одобрения; она все еще считала себя ребенком — достойным интереса в ней было только тело, а не душа, и мы, принимая это во внимание, оказываемся ближе к пониманию того, почему широкие массы общества на протяжении стольких лет сходили по ней с ума. Мэрилин продолжала считать, что рассказы Глэдис/Грейс о безумии, являвшемся наследственным для членов ее семьи, и ее уход в искусственно созданное «я» являлись тем, о чем она была не в состоянии полностью забыть. Она постоянно испытывала легкий страх, что может навсегда остаться существом незрелым, эдакой домохозяйкой, к которой относятся покровительственно и сверху вниз, девушкой, которая сделает все, только бы забыть о своем неизвестном происхождении и отождествить себя с наиболее знаменитой после второй мировой войны и обожаемой всей Америкой фотомоделью с обложки.