Мэрилин Монро: Блондинка на Манхэттене

После 1955 года, принесшего столько надежд, прошло неполных шесть лет. Меньше шести лет назад она пять дней не расставалась с Эдди Файнгершем, прогуливаясь между Лексингтон-авеню и Мэдисон-сквер-гарден. В каком-то смысле она прожила ту жизнь, о которой мечтала. Изучала метод Станиславского с Ли Страсбергом, была вхожа в крути нью-йоркской интеллигенции, вышла замуж за знаменитого драматурга. Основала независимую продюсерскую компанию, снималась вместе с величайшим шекспировским актером и получила драматическую роль. У нее осталось множество фотографий — немых свидетелей того, что все это ей не приснилось. Но фрагменты такой прекрасной головоломки никак не желали соединяться в цельную картину. Как будто мир отвергал все, что она предлагала. Как будто ее собственная легенда не позволяла ей стать ни Зельдой Зонк, ни уважаемой нью-йоркской актрисой. А может, с прошлым вообще нельзя порвать, спасаясь бегством? Даже если бежишь в Нью-Йорк? Может, образ, созданный ею в Голливуде, оказался слишком сильным, слишком нужным своему времени, чтобы она могла от него отделаться? Может, мифы вообще не поддаются трансформации? В 2010 году Антонио Табукки опубликовал книгу «Фрагменты», собрав тексты, написанные кинозвездой. В предисловии он счел нужным подчеркнуть, что «внутри тела, которое Мэрилин в определенные периоды своей жизни несла, словно чемодан, жила душа интеллектуалки и поэта, хотя никто об этом даже не подозревал». Шумное обсуждение «Фрагментов», затеянное в прессе сразу после выхода книги в 2010 году, в сущности, пришло к далеко не новому выводу о том, что существовала скрытая Мэрилин, или, если воспользоваться заголовком посвященной ей статьи в «Фигаро-магазин», опубликованной в начале октября, «Другая Мэрилин». Газета «Le Temps» сопроводила свою статью, напечатанную под таким же заголовком, фотографией, сделанной Файнгершем: Мэрилин грустит на балконе «Амбассадора». Впрочем, к фото вполне сгодилась бы подпись, пятьюдесятью пятью годами раньше появившаяся в журнале «Redbook»: «Неизвестная Мэрилин». Следует отметить, что в широко разошедшейся биографии актрисы, опубликованной в 1960 году Морисом Золотовым, уже упоминалось о том, что Мэрилин писала стихи и рисовала. Сохранились фотографии, в том числе фото Файнгерша, на которых она запечатлена погруженной в чтение. Время от времени они мелькают то здесь, то там, но Нью-Йорк не запомнил ее ни деловой женщиной, ни интеллектуалкой, ни даже студенткой театральной студии. Манхэттен предпочел другой ее образ: девушка, стоящая на вентиляционной решетке метро и с хохотом демонстрирующая свои ножки. Во всех городских отелях туристам преподносят карту достопримечательностей, на которой фигурирует и это знаменитое место. И уличные торговцы на авеню Америки или под неоновыми вывесками Таймс-сквера предлагают из-под полы именно этот снимок, а не ее фото на балконе.

В 1955 году накануне отъезда из Лос-Анджелеса она написала Милтону Грину полную надежд записку: «В Голливуде у меня никогда не было возможности научиться хоть чему-то <...>. Я хочу самореализоваться и как женщина, и как актриса, но в Голливуде твоим мнением никто не интересуется. Тебе просто приказывают явиться на съемочную площадку к такому-то часу, и точка. Покидая Голливуд и направляясь в Нью-Йорк, я предчувствую, что наконец-то смогу стать самой собой». А что она чувствовала шесть лет спустя, когда ночным рейсом летела назад, в Калифорнию? Может быть, вспоминала финальный диалог из «Неприкаянных», написанный для нее Артуром Миллером? «Куда мы идем?» — спрашивает Розлин у Гая. «Пойдем вот за этой звездой, — отвечает старый ковбой, — той, что светит прямо у нас над головой. Она приведет нас к дому». В Лос-Анджелесе Мэрилин поселилась в доме номер 882 по Доэни-драйв. Она хорошо знала этот дом. Она жила здесь в 1952 году.

По мнению доктора Ральфа Гринсона, актриса до самого конца мечтала вернуться в Нью-Йорк. В январе 1962 года она подумывала переехать в Брентвуд, неподалеку от Санта-Моники, в дом номер 12305 по Пятой Хелена-драйв. Кстати, нью-йоркскую квартиру на Пятьдесят седьмой улице она так и не выставила на продажу. «Я уговаривал ее купить дом, — позже скажет доктор Гринсон. — Но она отвечала, что не намерена надолго задерживаться в Калифорнии, тем более пускать здесь корни. После съемок она собиралась вернуться в Нью-Йорк, который считала своим городом». Впоследствии в печати появилось много фотографий, сделанных на этой скромной вилле в мексиканском стиле. Если присмотреться внимательнее, то на некоторых из них можно видеть скамью возле входа, а на ней — стопку книг и экземпляр «New York Times». Значит, она возобновила подписку на газету, которую ей доставляли в Лос-Анджелес, и держалась в курсе новостей из «своего города». А в Лос-Анджелесе она отныне чувствовала себя изгнанницей.