ДиМаджио помчался назад в отель «Сент-Реджис» и стал ждать жену, которая должна была вечером вернуться домой после рабочего дня. Там он излил на нее свой гнев. Он гонял ее по комнате, бил и кричал. Скандал был настолько шумным, что другие постояльцы гостиницы сообщили об этом руководству отеля, опасаясь серьезных последствий. Наташа, жившая в комнате по соседству, сильно встревожилась и постучала в дверь четы ДиМаджио. «У вас все в порядке?» — крикнула она, безусловно зная ответ. Дверь распахнулась, и из номера, сверкая глазами, вылетел Джо. Его лицо было багровым от ярости. «Катись отсюда! — заорал он на нее. — И хоть сейчас не суй нос не в свое дело». Несколько позднее Милтон и Эми Грин обедали с Джо и Мэрилин. Они заметили синяки на спине Мэрилин. На следующий день Глэдис Виттен, парикмахер студии, заметила ушибы на ее плечах, «но мы закрыли их косметикой», сказала она.
«Это было последней каплей — заметил Стейси Эдвардс, который встретил Джо в Нью-Йорке в день съемок. — Джо разразился угрозами в ее адрес. Это было ужасно. После того как он снова побил ее, она сказала ему, что с нее достаточно и она требует развода. Я говорил с Джо приблизительно три недели спустя и спросил его о том вечере. Он сказал: «Признаюсь, ситуация вышла из-под контроля. Но она меня достала. Ей не важно, что я чувствую, она хочет делать то, что она хочет». Это был весь ДиМаджио. Он мог быть нежным и влюбленным, когда все было так, как ему нравилось. В противном случае он бывал довольно грубым. Должен вам сказать, я потерял уважение к Джо, когда узнал, что он бил Мэрилин Монро. Я тогда подумал: «Ну как может мужчина поднять руку на такое прекрасное создание?!»
Годы спустя Мэрилин призналась своему парикмахеру, Сидни Гилярофф, очень известному в свое время мастеру, работавшему со звездами Голливуда: «Джо бил меня дважды. В первый раз я предупредила его: «Никогда больше не делай этого». Я не собираюсь терпеть это. Затем, после того, как он видел меня во время съемок эротичной сцены для фильма «Зуд седьмого года», он избил меня в гостиничном номере. В конце концов я закричала: «Хватит! Не знаю, что заставляет мужчину бить женщину — уязвимую и слабую. Не понимаю!»
16 сентября ДиМаджио покинул Нью-Йорк. На следующий день Мэрилин не пришла на студию. Ее доктор сказал, что она лежит дома с гриппом. Она смогла вернуться на съемки только через четыре дня. Даже Дэррил Занак — возможно, сам очень жестокий человек, особенно в комментариях о своей звезде Монро, — ужасно переживал по поводу того, что происходило в ее личной жизни. Он послал записку Билли Уайлдеру, уверяя режиссера: «Другие актрисы могли бы хорошо сыграть в этом фильме, но ничто не может восполнить неповторимость Мэрилин».
Билли Уайлдер лучше всего сказал о притягательности Мэрилин ее биографу, Дональду Спото: «Она выглядит на экране так, как будто вы можете протянуть руку и коснуться ее, она своего рода реальный образ, находящийся за пределами простой фотографии. Но есть в ней еще что-то. В ней было что-то особенное. У нее был природный инстинкт произносить комические реплики и придавать им нечто дополнительное, нечто особенное. Она никогда не была вульгарна в роли, которая иначе могла бы стать таковой, вы всегда с удовольствием видели ее на экране. Если собрать все воедино, у нее было качество, которого не было больше ни о кого, разве что у Греты Гарбо. Ни у кого».
Самое ошеломляющее в работе Мэрилин над фильмом «Зуд седьмого года» то, что она смогла превозмочь обстоятельства, несмотря на страдания в своей личной жизни. Именно так поступают настоящие кинозвезды — они отдают камере все, что имеют, даже тогда, когда им нечего дать. Она играла роль Девушки так, как будто родилась только для этого. Она знала о своей ошеломляющей красоте и о том, какое влияние она оказывает на мужчин, даже порой шутила об этом. Но она шутила над собой, не над мужчинами. Мелисса Андерсон из «Виллидж Войс» писала: «Монро настолько приковывает к себе внимание людей, что даже вне сцены мы с нетерпением ждем ее появления, искренне огорчаясь, когда она уходит. В большей части фильма она одета в белые платья, появляясь в нежно-розовом вечернем платье в обтяжку в одной из последних фантазий Шермана. Очевидно, это сделано для того, чтобы показать девственную чистоту созданного ею образа и полное отсутствие хитрости. Ее прическа из коротких завитых волос, выполненная Элен Терпин, навечно соединилась с образом Мэрилин».