«Когда я была ребенком, то не знала, что моя мать провела много лет в государственной лечебнице, — рассказывала Мэрилин. — Она была инвалидом. Я воспитывалась в нескольких приемных семьях, назначенных опекунским советом графства Лос-Анджелес, я больше года провела в Лос-Анджелесском сиротском доме. Я не знала свою мать, но, после того как выросла и смогла помогать ей, я нашла ее и вступила с ней в контакт. Я и сейчас помогаю ей, когда она нуждается во мне».
Позже Мэрилин сказала о Глэдис: «Я просто хочу забыть обо всех несчастьях, всех страданиях, которые были в ее жизни и в моей. Я не могу забыть их, но я пытаюсь. Когда я Мэрилин Монро и не думаю о Норме Джин, иногда это получается».
С другой стороны, раз Глэдис не сказали, что Мэрилин держала ее существование в тайне, то можно сказать, что Глэдис не пыталась травмировать Мэрилин, объявив о себе.
В статье Эрскина Джонсона, напечатанной в мае 1952 года, говорилось, что Глэдис была недавно освобождена из государственной больницы Эгнью (тогда как она вышла из нее за семь лет до этого). Поскольку Мэрилин никогда не фиксировала ничье внимание на этой детали, у публики сформировалось впечатление, что Мэрилин Монро — бессердечный человек, отрицающий существование своей матери с того времени, как Глэдис оказалась в психиатрической больнице и до 1952 года. Все годы до 1952-го истинная дата освобождения Глэдис из больницы не указывалась. Теперь было сказано прямо: решение Мэрилин говорить всем, что ее мать мертва, никоим образом не вызвано тем, что она стыдится своей матери. Напротив, теперь мы знаем, что Мэрилин всю свою жизнь старалась помочь Глэдис.
Мэрилин и Джо: уже беспокойство?
В течение лета 1952 года свидания Мэрилин Монро и Джо ДиМаджио становились все более частыми. В то время он работал телеведущим, комментируя игру «Янки» как в телепередачах, так и во время игр. Он не чувствовал себя достаточно уверенно, и, по правде говоря, как телекомментатор он был не особенно хорош. Став радиокомментатором, он не смог создать достаточно яркий образ. Очевидно, Мэрилин, к которой он обратился 26 июня, много раз пыталась помочь ему освоиться на этом новом для него поприще. Однако он не хотел получать от нее помощь и, по правде говоря, делал это не слишком вежливо. Мэрилин быстро поняла, что именно Джо считал ее «местом», уяснила, что она должна занять его и... оставаться там.
Действительно, с самого начала отношений Мэрилин с ДиМаджио на их пути постоянно появлялись красные флажки. Например, он совершенно откровенно ревновал к тому вниманию, которое она производила на других мужчин, везде, куда бы она ни пошла. Когда она была рядом с ним на стадионе, она, естественно, была объектом большего внимания. Она всегда привлекала мужчин, но никогда так, как в 1950-е годы. К этому времени она уже стала Мэрилин Монро, то есть Норма Джин исчезла полностью. Это проявлялось во всем: в том, как она говорила — ее соблазнительный медовый голос обволакивал; в том, как она улыбалась — казалось, что ее губы сложены для поцелуя; в том, как она двигалась — дразняще, всегда на грани сексуального танца, но никогда не переходя эту грань. Когда она появлялась перед своими почитателями и вездесущими вспышками фотографов, она сразу же становилась Мэрилин Монро. Ей даже не приходилось больше следить за этим — все получалось само собой. Образ, который она создала, был теперь частью ее существа. Она быстро становилась секс-символом целого поколения. Ему (и ей) от этого было только хуже, поскольку ее звезда продолжала подниматься. Но сердцу не прикажешь, и эти двое оставались вместе. Конечно, у Наташи Лайтесс было свое мнение по поводу их отношений. «Этот мужчина послан тебе за грехи», — сказала она Мэрилин, не скрывая ни свое презрение к нему, ни неодобрение их отношений.
В июле Джо привел Мэрилин к себе домой, чтобы познакомить с семьей, и тогда она ясно увидела, почему Джо хотел, чтобы его жена была домашней хозяйкой, — женщины в семействе ДиМаджио всегда сидели дома, растили детей, готовили и убирали. Мэрилин не относилась к этому типу женщин.
В конце лета 1952 года Джо нанес ей серьезный удар: он решил, что будет лучше, если Мэрилин оставит свою карьеру. Она все время беспокоится по поводу своей работы, так зачем это нужно, говорил он. Становилось ясно, что этот человек не понимал Мэрилин. Ее карьера — а вместе с ней и известность — была ее самой большой страстью. Актерство было для нее очень важно, и она делала все, что было в ее силах, чтобы улучшить свои навыки. Однако Мэрилин Монро хотела быть известной. Всего через несколько месяцев она сказала своей дублерше по фильму «Джентльмены предпочитают блондинок»: «Больше всего на свете я хочу быть звездой. Это самое ценное, что только есть на свете».