После осмотра тела Джимом все гости собрались уезжать, ужин, естественно, прервался, Рональд не мог поверить в потерю отца, расстроился и вообще не понимал, что же с ним случилось… Смиренная на вид Мария опустила голову, стоя неподалеку, затем любезно пошла провожать гостей. Уже около веранды, когда выходила Лиони, местная вдруг быстро протянула к ней руку и что-то сунула, буквально мимолётно шепнув «показать, кому доверять». Девушка хоть и пребывала в недоумении, но всё же не подвела и сообразила, зажимая в ладони, а после спрятав в декольте. Ангус торопился скорее уехать из сумасшедшего дома, как он назвал обитель своих же друзей, не дай Бог еще чего случится и без того, что крайне напугало, к тому же после падения получился ушиб ягодицы.
Увидев слегка прихрамывающего сыночка, миссис Гамильтон запричитала, забегала возле едва ли не раненого чада, велела слугам помочь ему подняться, а Джиму осмотреть. Ангус же ухватил странное, отвлеченное состояние Лиони, ее безразличие весьма задело, особа начала вызывать неоднозначные чувства, сейчас преобладали возмущение и обида. Будучи у себя, Лиони достала переданный Марией свернутый огрызок листочка, где было что-то мелко написано, однако текст совершенно незнакомый, видимо, на местном языке с необычными и даже изумляющими буквами, словно узорами. Выглядело слитно, лишь иногда имелась некая галочка посередине между словами или предложениями, в общем разобрать пока было невозможно. Сейчас девушку осенили до этого неясные слова служанки о данном тексте, который нужно показать кому-то из доверенных местных для перевода; судя по всему, Мария не умела писать и читать на языке чужеземцев, а только говорить, запоминая на слух. Возник вопрос, кого выбрать и кто не выдаст, ведь те же работающие у Бена наверняка побоятся. Позже мысли посетила внезапная идея…
Вскоре состоялись похороны отца Рональда, сын велел слугам выкопать могилу и сделать гроб, а также крест, в общем по своим традициям вместо дикого сжигания, как делали здешние. Проводить в последний путь собрались некоторые знакомые; помимо семьи Гамильтон и Куинн, прибыла ненавистная Френсис некая мадам и заслуженный в своем городе учитель, проживающий неподалеку, который занимался обучением местных детей. Каково было удивление Лиони, когда она увидела этого самого педагога в окружении местных возле себя, а точнее, он развелся со своей зрелой супругой и якобы женился на молодой здешней с ребенком подростком, девочкой лет восьми- девяти. В доброте души и чистых помыслах учителя осчастливить дикарочек, давая им лучшую жизнь, никто не сомневался, ну или делал вид. Рональд пожал руку едва ли не пожилому другу своего отца и печально поделился историей. Сей джентльмен вёл себя слегка жеманно, при взгляде или беседе с женой и падчерицей на лице мелькала озабоченная улыбочка, некий энтузиазм, зрительно увеличивающий и без того похожий на картошку нос; его кривые брови с намеком на форму домика бодро приподнимались и озорно шевелились, чуть удлиненный седоватый выцветший волос с залысиной небрежно валялся на яйцевидной голове. Карие маленькие и скользкие глазки покрывали очки, да и в целом взор отдавал то ли бесстыдством, то ли вовсе сластолюбием, однако прикрывалось это особенностью профессии, которая должна была нести в себе много любви и нежности, ведь это мир детишек… В его небольшом, но уютном доме была устроена целая школа, ребятишки до четырнадцати лет приходили на занятия в зал, где имелись доска, мел, тетради, карандаши и даже ручки. Сидели детки на полу на подушках, привыкшие к отсутствию столов и стульев. Пока педагог, оживленно и при этом манерно жестикулируя кистями рук, рассказывал мистеру Куинну о своих методах обучения, где использовалось очень много практики и личного показа примеров вместо скучной теории, возле появилась та самая ненавистная многим мадам и, показав сомневающийся вид, прямолинейно и громко спросила:
– А почему до стольки?
Учитель по имени мистер Густав Бременгем сначала не спеша, вынужденно отвлекся на внезапное, бестактное вмешательство в диалог, следом немного поменялся в лице с улыбочки на сдержанность, так как воспитан и якобы скромен, повернул голову к даме и, приподняв брови исключительно в милости, непонимающе переспросил. Непосредственная и даже слегка грубоватая дама не изменила своей напористости в получении ответа и вновь повторила, только еще громче, что аж обратили внимания другие вроде недовольной миссис Гамильтон.
– Я говорю, почему дети только до четырнадцати лет? Потом они уже что не нуждаются в знаниях или перестают быть детьми?..
Мистер Бременгем впрямь опешил, он также был наслышан про сею неотесанную, по словам уважаемых господ, мадам и ее неподобающее поведение, поэтому не сразу сообразил, а возможно, просто не знал, как лучше ответить, дабы выглядело добродетельно.