Меркнущий свет

— Потому что… — Он помолчал. — Потому что каждому нужен еще один шанс.

Ну, а в случае с Логаном и третий, и четвертый. Со Стил их отношения так и не наладились, даже заголовки в утренней «Пресс энд джорнал» не очень помогли…

Снова в машине наступила тишина. И стояла до тех пор, пока не появилась и не скрылась из виду круговая развязка на Кингс-веллз. До самого Вестхилла в окнах мелькали поля с одиноко стоявшими домами, солнце сияло на изумрудно-зеленой траве. Одно из достоинств Абердина: где бы вы ни жили, отовсюду сельская местность была максимум в пятнадцати минутах езды на машине. Правда, только не в часы пик…

— Я… — констебль Бухан откашлялась. — Сначала я думала, что у него простая интрижка, но… — Глубоко вздохнула, и слова полились безостановочно. — Но теперь я думаю, что он спал с этими женщинами из доков. С… с проститутками. Отпускал их, если они…

Логан предостерегающе поднял руку:

— О’кей, тебе не нужно мне это рассказывать. — Он и так уже сам обо всем догадался: именно поэтому ни у Мишель Вуд, ни у Кайли не было зарегистрированных приводов. И вот почему литовская школьница предлагала ему заняться сексом на халяву, ведь он тоже был полицейским.

— Я вышвырнула вон этого ублюдка.

— Правильно.

Эльза стояла у кухонного окна, смотрела, как на школьном дворе играли дети: малыши носились как угорелые, а дети постарше и поспокойней валялись на траве и нежились на солнышке. Ужасную женщину из соседнего дома оставили в заключении, отказались выпустить под залог. Так прямо и написали в сегодняшней утренней газете. В освобождении под залог отказано, обвиняется в чудовищном убийстве Гэвина Крукшенка. Там еще была маленькая фотография: ее уродливое, полное ненависти лицо смотрело с фотографии на первой полосе «Пресс энд джорнал», сделанной в тот момент, когда ее выводили из здания суда. Конечно, смерть Гэвина не так важна, как какой-то там сексуальный скандал местного масштаба — Гэвин заслужил всего лишь три колонки мелким шрифтом в самом низу страницы, но этого было вполне достаточно для того, чтобы всем стало ясно, какой сукой была эта самая Клэр Пири, это дьявольское отродье из соседнего дома. Эльза глубоко вздохнула. Господи, наконец-то ее больше нет.

Силуэты детей расплылись, и она, закусив нижнюю губу, сморгнула слезы. Она не будет плакать, она не будет… но рыдание вырвалось само собой. Низкий, режущий ухо звук, полный боли. Гэвин…

Она стояла у кухонной раковины и рыдала, оплакивая свою семейную жизнь и своего мужа, а дети все играли… Дети, которых у них теперь никогда не будет.

Она схватилась за край раковины, наклонилась вперед, и ее вырвало. Пшеничные хлопья с сухофруктами и орехами забрызгали ее безукоризненную раковину из нержавейки, и ее рвало и рвало, пока совсем ничего внутри не осталось.

Она пошла наверх, в ванную, умылась, и тут кто-то позвонил в дверной звонок. Наверное, опять журналисты. Репортеры названивали ей днем и ночью, ломились в дверь, хотели вцепиться грязными маленькими ручонками в историю безутешной вдовы. Как будто недостаточно боли и унижений, и нужно насыпать еще немного соли в кровоточащую рану. Миссис Крукшенк, это правда, что у вашего мужа была любовная связь с другой женщиной? Миссис Крукшенк, голову вашего мужа нашли?.. Миссис Крукшенк, что вы почувствовали, когда узнали, что ваша соседка расчленила труп человека, которого вы так любили?..

Дверной звонок зазвонил снова, потом послышался голос:

— Миссис Крукшенк, это детектив-сержант Макрей. Вы не могли бы открыть дверь?

Она выдавила в рот немного зубной пасты из тюбика, прополоскала горло и проглотила пену, замаскировав привкус рвоты запахом мяты. Потом поспешила по ступенькам вниз и открыла входную дверь. На верхней ступеньке лестницы стоял детектив-сержант Макрей с неприметной женщиной-констеблем в полицейской форме.

— Мы можем войти?