Мерлин. Моргана. Артур

— По крайней мере, одну можно, господин Гавейн, — произнес незнакомец, явно пришедший в себя. — Такую затею, когда человек надеется отыскать в неизвестном лесу площадью в миллион югеров Озерный замок, который стоит всего на двух.

— Ты не прав. Ибо я мог рассчитывать на счастливый случай. Ты — нет. Кто ты и откуда знаешь меня?

— Я придворный поэт и музыкант Владычицы Озера, принцессы Вивианы. Я состоял в ее свите, когда она прибыла в Кардуэл на свадьбу короля. Там я видел тебя, и поэтому Владычица послала меня навстречу тебе, полагая, что ты везешь ей послание Артура Логрского. Мы узнали о твоем приезде от наших друзей из Долины Откуда Нет Возврата, с которыми часто сносимся, хотя из предосторожности так и не сказали им, где именно находится Озерный замок и что именно он стал убежищем для наследников Арморики. Я уже два дня дожидаюсь тебя. Что до случая, о котором ты говорил, то на него не рассчитывай, ибо, даже побывав в замке Владычицы, ты не смог бы найти туда дорогу без провожатого.

— Если твои ноги провожатого отличаются таким же проворством, как твой язык поэта, мы очень скоро прибудем на место. Я следую за тобой.

Углубившись в лес, они в течение нескольких часов медленно пробирались вперед по извилистым, едва заметным тропинкам и наконец вышли на северный берег озера, похожего на серебристо-голубоватую выемку в листве. На востоке над ним вздымался высокий горный кряж, по бокам которого карабкались растения, чьи заросли становились тем реже и ниже, чем меньше им доставалось земли. И эта зеленая волна, истончаясь, совершенно исчезала у вершины, где на голой скале можно было разглядеть площадку перед входом в пещеру. На расстоянии в пятьсот футов вокруг озера лес был очищен от кустарника: между деревьями виднелись травяные дорожки, очевидно предназначенные для приятных прогулок, или же полоски распаханной, подготовленной к посеву земли. В середине озера находился овальный остров длиной примерно в четыреста футов и шириной в двести — всю эту территорию занимал замок Вивианы, обнесенный бревенчатой оградой высотой в пятнадцать футов. Колья ее располагались у самой кромки воды, и с внутренней стороны был устроен дозорный путь, по которому расхаживали несколько караульных. Ворота открывались на деревянный мост, переброшенный на северный берег озера в том месте, где созданный самой природой громадный ров был уже всего, хотя и здесь ширина его составляла не меньше двухсот футов.

Гавейн ступил на мост вместе со своим провожатым, и ворота почти сразу же распахнулись. Трехэтажный замок, украшенный галереями на двух верхних уровнях, был окружен двором, который вымостили тщательно подобранными и пригнанными друг к другу гранитными плитками, чтобы в ненастные дни голая земля не превращалась в топь. Для строительства были использованы деревянные балки и кирпичи, но простота этих материалов искупалась изяществом всего сооружения, где даже мельчайшие детали украшения свидетельствовали о том, что замок этот создавали подлинные художники, составлявшие неизменную свиту Вивианы, которые по необходимости и из любви к ней преобразились в плотников и каменщиков. Резные дубовые стволы, неотличимые от самых прекрасных каменных колонн, поддерживали здание, чей первый этаж был выше уровня двора, но узор его повторялся на полах, также застланных гранитными плитками — меньшими по размеру и еще более гладкими. В замке могли свободно разместиться около ста человек: именно столько подданных — мужчин и женщин поровну — и было у Вивианы.

Провожатый довел Гавейна до двери спальни на втором этаже, открыл ее и исчез. Гавейн вошел и увидел, что посреди комнаты неподвижно стоит женщина солнечной, поистине лучезарной красоты. Он узнал юную девушку, на которую обратил внимание еще десять лет назад, на свадебном пиру Артура. Но память о восхитительной охотнице прежних лет померкла перед блистательным великолепием зрелой женщины. Гавейн молча вглядывался в нее, а затем произнес:

— Я убедился, Вивиана, что садовник Мерлин, не ограничиваясь взращиванием мысли, добился чудодейственного расцвета розы. Не думай, что этой буколической метафорой я умалил твои заслуги. Ибо качество зернышка значит ничуть не меньше, чем искусство садовника. Тому есть живое доказательство — я сам, кому с детских лет была дарована привилегия его расположения и дружеских бесед с ним, которые не принесли мне никакой пользы. Этот творец королей воспитал — или не препятствовал воспитанию — по крайней мере одного безумца.

— Если посланец короля безумен, Гавейн, — с улыбкой сказала Вивиана, — как сумею я понять переданное им послание?