Merry dancers (СИ)

— Это зелье… Я слышала, что кто-то пытается изобрести нечто подобное, но… Пока что его нет, — сказала Дора, еще больше озадачив несчастную пациентку. — Может, ты была как-то связана с его исследованиями?

— Нет, я уверена, что нет, просто помню об этом, как о чем-то само собой разумеющемся, как о “Ежедневном Пророке”, — ответила она, тяжело вздыхая. — Но, может, я действительно была с этим как-то связана? Хотя, вы сами сказали, что на вид мне шестнадцать-семнадцать лет, и я просто не могла участвовать в изобретении зелий. Может, родственники…

И снова тупик, и снова ничего, лишь какие-то обрывки воспоминаний. Джина печально посмотрела на седоволосую целительницу, которая за последние три дня не отходила от нее ни на шаг. Добрая миссис Хейли что-то нашла в ней и искренне соболезновала по поводу утерянной памяти, не дающей совсем никаких подсказок. «Ежедневный Пророк», зелье памяти — это не то, что она хотела бы вспомнить, но все же… Этого зелья не существует, быть может, в голове что-то помутилось и перепуталось?

Она проснулась в больнице, и всё, что узнала от миссис Хейли — её принёс домовик, на котором не было никаких знаков принадлежности какому-либо роду. Потеря памяти не стерла её ощущений: что-то, что было там, за барьером, возобновилось и после пробуждения. Когда из уст целителей звучало слово «война», Джина невольно вздрагивала. Она чувствовала, что принесла с собой из «прошлого» (так она называла время до потери памяти) что-то очень плохое, что-то гадкое и липкое, а на деле: сломанные ноги и правая рука, порезы и ушибы, а еще простуда — вот и все подсказки. Страшно подумать, что могло случиться с ней.

— Отдыхай, Джина, — как-то по-домашнему сказала Эмма. — Николас заглянет попозже.

Захватив пустые бутылочки из-под восстанавливающих зелий, целительница покинула палату. В семь часов вечера к ней придет Фанни, чтобы обговорить все детали статьи. На неё можно положиться.

*

Альбус подозревал его во многих инцидентах, произошедших в Хогвартсе, однако мальчик, любимый всеми профессорами, имел талант выпутываться из всего. Впрочем, профессор трансфигурации был уверен, однажды Том ответит за свои дела. С первой встречи в приюте юный Риддл напугал его своими словами: «Я особенный, я всегда знал это!». Эта фраза была сказана с каким-то невероятным фанатизмом, и, несомненно, мальчик оказался очень одаренным студентом, вот только… Том Риддл внушал опасения Дамблдору — это не было простым предчувствием, скорее, годы наблюдений сложили о нем определенное мнение. Слишком холоден и расчетлив: он всегда был словно на ступень выше своих сокурсников и друзей, те слушались его и считали своим лидером… Его — мальчишку из приюта, полукровного мага без денег и дома! А вот друзья его могли похвастаться своими звучными фамилиями, такими, как Розир, а так же всемирно известные Блэки. Этот молодой человек умел притягивать к себе не только представителей факультета Слизерин, на котором учился сам, но и многих других студентов.

Во многом Дамблдор подозревал его, и даже в происшествии с чудовищем из Тайной Комнаты в прошлом году: можно было сказать с точной уверенностью, что открыл её именно Том, но доказательств не было, да и не было доказательств тому, что Тайная комната вообще была открыта. Ох, бедный Хагрид: мальчику сломали палочку лишь за любовь к странным и опасным животным… Риддл ловко его подставил…

Слежки как таковой не было, но Дамблдор за ним приглядывал, и сейчас стал свидетелем одной интересной сцены.

— Уилкис, ты опять следила за мной? — тон юноши был холоден, как лёд, а иначе он и не разговаривал. — Мне очень интересно, что же тебе от меня надо?

Профессор не видел разговаривающих студентов, он слушал из-за угла. Девушка не собиралась идти на попятную.

— Тебе, видимо, показалось, Риддл. Твоя мания величия набирает обороты, — с презрительной усмешкой кинула она. — Поверь, земля не крутится вокруг одного тебя.

Послышались шаги: наверное, Том сократил между ними расстояние — это была своеобразная угроза.

— Поверь, я слишком внимателен, чтобы не заметить, что ты протащилась за мной из кабинета до библиотеки, причем так, чтобы не попадаться мне на глаза.

Его в чем-то подозревает не один Дамблдор, и профессор поражался, каким разным может быть Том. Его любили за безупречное воспитание и блестящий ум. Он умел находить подход к каждому и подстраиваться под любую ситуацию — весьма полезная слизеринская черта, но иногда… Альбус становился свидетелем очень неприятного поведения Тома, и тот явно знал, что «небезразличен» гриффиндорскому декану.

— Ха, Риддл, а вот это уже паранойя! — парировала девушка. — Боюсь, что библиотека общественное место, и мне, к твоему глубочайшему сожалению, нет до тебя никакого дела.